"Сергей Адамович Колбасьев. Арсен Люпен ("Бахметьев" #1) " - читать интересную книгу автора

Сергей Колбасьев

Сергей Колбасьев.
Арсен Люпен. "Джигит". Река

Осмелюсь предположить, что среди читателей Русского Журнала немного
найдется тех, кто знаком с творчеством Сергея Колбасьева. Зато многие
смотрели фильм "Мы из джаза" и помнят красивого и слегка печального морского
офицера в финале. Это и есть капитан Колбасьев, Сергей Адамович Колбасьев,
лицо, вопреки впечатлению от фильма, вполне реальное. Выпускник Морского
кадетского корпуса. Боевой офицер. Командир дивизии минных истребителей, в
1922 году переведенный правительственным приказом с флота для работы в
издательстве "Всемирная литература". Переводчик и дипломат. Автор нескольких
книг по радиоделу. Поклонник Киплинга, а значит, и Гумилева. Ценитель,
знаток и защитник отечественного джаза.
Повести Колбасьева я люблю давно. В нашем доме маринистика всегда была
в почете, а День военно-морского флота для меня был праздником семейным. И
ежегодный парад военных кораблей на Неве заканчивался макетом крейсера
"Киров", стоящим на книжном шкафу, - подарком моему деду от выпускников
Нахимовского училища - и фотографией самого деда, капитана второго ранга,
которого я никогда не видела, но которым всегда гордилась. В детстве я
вообще считала достойными только две профессии: военного моряка и врача. В
какой-то момент они воплотились в фигуре автора-исполнителя Александра
Розенбаума. Признаюсь, что до сих пор слушаю "Флагманский марш" не без
волнения: "Мы в кильватерном гордом строю..."
Чем обусловлена популярность "морских" песен Розенбаума? Божественно
свободным, даже небрежным обращением с такими прекрасными словами, как
"кильватер", "кабельтов", "флагман", употреблением на первый взгляд простых,
но требующих комментариев выражений вроде "одеться по первому сроку",
блеском золотых пуговиц и чернотой бушлатов на литых плечах. А венчает все
это великолепие обещание сберечь "честь и славу свою". Поэтому аудитория
Розенбаума делится на две неравные части. Первая часть очарована тайнами
неведомого, вторая подкуплена ощущением причастности. Я с детства знала, что
узел - это миля в час, и оттого относила себя ко вторым.
Колбасьев пишет, что "морская" литература возникает из баек в
кают-компании. Сам он - непревзойденный мастер этого жанра. Невероятно
смешны рассказы о фокстерьере, застрявшем в иллюминаторе, или о старшем
лейтенанте Луке Пустошкине, без труда нашедшем общий язык с греческим
королем: "Руа, бювон еще по одной?"
Но если просто травить морские анекдоты, непринужденно жонглируя
словами, и даже рвать при этом тельняшку на груди, то получится Александр
Розенбаум, который, впрочем, не виноват, - он же не учился в Морском
корпусе. А вот в прозе Колбасьева явственно ощущается то самое "благородство
духа", которое, по мнению Бродского, присуще всем трем составляющим
российской славы, а значит, и традиции петербургской-ленинградской
маринистики, этой триадой порожденной.
Колбасьев пишет о том, как чудесна и удивительна жизнь старшего
гардемарина. Он уже почти офицер, у него уже находится в подчинении целая
младшая рота. Но он еще мальчишка, ему не чужда "гардемаринская лихость", и
потому он самозабвенно и изобретательно играет в Арсена Люпена, персонажа