"Сергей Адамович Колбасьев. Арсен Люпен ("Бахметьев" #1) " - читать интересную книгу автора

детективов Мориса Леблана, эдакого Робин Гуда, защищающего слабых и
наказывающего сильных. И мы с замиранием сердца следим за перипетиями его
борьбы со старшим лейтенантом Иваном Посоховым по прозвищу Дермо и остальным
начальством. Повествование строится по всем правилам детективного жанра,
читатель вместе с несчастным Иваном почти до самого конца первой повести
трилогии не знает, кого подозревать: сдержанного и снисходительного Василия
Бахметьева, неутомимого Бориса Лобачевского, тихого Степана Овцына или
темпераментного грека Константина Патаниоти.
Но Колбасьев пишет и о том, что в то время, как дети играют в Арсена
Люпена, за окнами закрытого учебного заведения происходит революция, а
будущие морские офицеры не знают об этом ничего. Совсем ничего: "Ты с ума
сошел... Ты... Нет, кое-что я слышал, только не обратил внимания. Говорили,
будто бастуют заводы, но ведь они почему-то всегда бастуют... Все равно ты
врешь. Этого всего не может быть". Нам все же слишком долго вдалбливали, что
события 1917-го были "поворотным моментом в истории". Да и все дальнейшие
события в нашей стране это подтвердили. Мы знаем, что у революции были
сторонники и противники, мы можем по-разному к ним относиться, но чтобы не
заметить революции... Это кажется очень странным, почти невероятным. Как и
характеристика "веселая толпа" применительно к революционно настроенным
массам, ворвавшимся в корпус, чтобы завладеть оружием: "Ей было занятно
вплотную рассматривать настоящего адмирала, и вообще она была в отличном
настроении духа". И оттого, что эта толпа очень скоро перестает обращать
внимание на старого адмирала, не любимого кадетами и гардемаринами директора
корпуса, вышедшего на парадную лестницу "ждать конца", становится еще более
странно и даже жутко. Здесь, конечно, следовало бы быть сцене кровавой
расправы с представителем старого мира. Это было бы правильно с обеих точек
зрения - и красной, и белой. Это дало бы возможность занять чью-то сторону.
Но это было бы неверно с точки зрения исторической и человеческой. Корпус не
перешел на сторону восставших и не оказал им сопротивления. Их просто
заперли. Им было просто страшно: "Никакого порядка больше не существовало.
Весь мир с головокружительной быстротой скользил неизвестно куда, и все на
свете рушилось сразу".
В предисловии к трилогии смело можно писать, что это путь становления
революционного самосознания героя, прошедшего от гардемарина царской армии
до капитана советского военного корабля. И это не будет неправдой. Но на
самом деле это история очень быстрого взросления подростка, который, как и
многие другие, вдруг оказался перед необходимостью выбора. А выбирать надо
было, в кого стрелять. И решение было принято отнюдь не по убеждениями.
Просто для него, вчерашнего гардемарина Василия Бахметьева, оказалось очень
важным заслужить уважение матроса Плетнева, спасшего ему сначала честь, а
потом и жизнь. Это было гораздо важнее всего того, что происходило в стране.
А еще было важно хорошее отношение капитана Константинова, и комиссара
Ярошенко, и многих других хороших людей. Поверив этим людям, Бахметьев со
всей мальчишеской твердостью встал на их сторону. Потому что он был очень
хорошим мальчиком и еще со времен учебы в Морском корпусе хорошо усвоил, что
"всерьез можно говорить только об одной традиции корпуса, о действительно
древнем и неистребимом законе братства всех воспитанников, о строгом законе,
не допускающем даже малейших проявлений неверности". Потому он и стал
хорошим красным командиром военного корабля, не боящимся принимать решения,
в отличие от тех "бывших", которых "ушибло в семнадцатом году" и которым все