"Сергей Адамович Колбасьев. Джигит ("Бахметьев" #2) " - читать интересную книгу автора

Было чрезвычайно мало шансов снова попасть в Гельсингфорс раньше чем
через два месяца, и все эти два месяца Надя должна была провести в полном
одиночестве.
А возвращаться ей в Питер никак не годилось. Ее мать не могла ей
простить всей истории с ее замужеством и теперь грызла ее с утра до вечера.
Хорошо еще, выручил товарищ по выпуску, барон Штейнгель. Обещал Надю
встретить и отвезти на -квартиру. К сожалению, совсем не на ту, о которой
мечталось. В городе свободных квартир вовсе не было, и пришлось
удовлетвориться не слишком удобной комнаткой у какой-то старой девы с
громкой шведской фамилией.
К тому же проклятая старая дева согласилась их впустить только потому,
что у них не было детей. Тоже казус. Ведь в самое ближайшее время она должна
была заметить, что Надя готовится стать матерью. Что тогда?
Впрочем, Штейнгель обещал впоследствии подыскать что-либо более
подходящее, а он был мужчиной надежным,
И чрезвычайно ловко делал карьеру. Прямо из корпуса попал в штаб минной
дивизии каким-то самым последним флаг-офицером, но уже пользовался
расположением начальства и имел вид солидный и деловой.
Нет, начинать службу нужно было не в штабе, а, конечно, в строю. На
корабле совсем другие люди и другое отношение к делу.
Он был очень счастлив, что попал на миноносец, и все его судовые дела
обстояли превосходно. Торпеды лежали в аппаратах, накачанные воздухом до
полного давления. Бублик значительно сократился и стал совсем неплохим
работником, а тараканий порошок, закупленный в достаточном количестве,
действовал без отказа.
Тараканы, большие и маленькие, черные и рыжие, вдруг бросились
врассыпную с буфета на пол, а потом по трапу на верхнюю палубу и с палубы
через сходню прямо на берег.
Когда крысы покидают корабль, корабль непременно тонет, но тараканов
эта примета не касается. Тараканы - просто мразь. Пусть они убираются ко
всем чертям.
- Правильно, - подтвердил Константинов, а он был великолепным человеком
и все знал. - Первую за дам! - И рукой со скрюченными пальцами разогнал тучу
синего дыма.
Кают-компания уже стала залом "Берса", и бледный Гакенфельт улыбался
недоброй улыбкой. Нужно было встать и ударить его по лицу, но в ногах
страшная тяжесть и руки не отрывались от стола. И Степа Овцын (почему Степа,
которого он не видал с самого выпуска?) схватил его за плечо и тряс изо всей
силы:
- Василий! Вася!
Как ни странно, но это в самом деле оказался Овцын, веселый и
улыбающийся, в фуражке и с плащом, перекинутым через руку. Он стоял совсем
рядом, и на его животе нестерпимо ярким пятном горел солнечный луч из
иллюминатора.
- Проснись, пожалуйста. Уже полвосьмого.
Бахметьев с трудом поднялся на ноги. Вне всяких сомнений, это
действительно был Степа. Та самая блаженная овца, с которой он проучился
пять лет в одном отделении.
- Как ты сюда попал?
- Очень просто. Меня, видишь ли, к вам назначили. Кажется, я здесь буду