"Сидони-Габриель Колетт. Возвращение к себе ("Клодина" #5) " - читать интересную книгу автора

б не кончилось так быстро, стало бы ещё и унизительным...
Анни молчит; что она, интересно, видит? Может, рисунок на ковре, кресло
снизу, чёрную косу, свисающую с её запрокинутой головы...
- Анни!.. Анни!..
- А? - Она даже вздрагивает.
- Давайте дальше!.. часть вторая... с кем ещё свёл вас чудесный случай?
- Пить хочу, - вздыхает Анни.
- Успеете, напьётесь. Сначала расскажите. Не могу же я в самом деле
позвать сейчас Огюстину, чтобы она увидела вас вот такой - глаза горят
страстью, голова растрёпана, - уж и не знаю, что она подумает...
Она покорно уступает моей просьбе, как уступила вожделению незнакомца.
- Потом долго ничего не было, Клодина. Я сбежала от него так же, как
сбежала от Алена, тогда я вообще страшно боялась за свою свободу, так что
первые несколько дней радовалась избавлению от него и, как мне казалось, от
себя самой. Вот тут-то и начался весь ужас, Клодина! Пришли сожаления,
острые до боли, невыносимые и наивно отчаянные... Не понимаете, почему я
считаю своё отчаяние наивным? Да потому что я, словно глупенькая
гимназистка, поверила в исключительную власть незнакомца над собой!
Вообразила, исходя слезами, что само Провидение швырнуло меня голую,
послушную под ноги этому мужчине, что он создан специально для меня, что он
моя вторая половина, что мы подходим друг другу, как розетка с вилкой...
В тот день, когда я получила по телеграфу ответ из Бада - да, я послала
туда запрос: "Господин Мартен выбыл неизвестном направлении", в тот день.
Клодина, я уже рыдала в голос, ломала руки и молилась всему, на что
только падал взгляд! То собиралась умереть, то нанять частных агентов для
его розыска, то надышаться эфира... пока...
- Пока что, дорогая?
С облегчением вздохнув, словно добравшись после долгого плавания до
суши, Анни кладёт голову мне на плечо.
- Пока не обнаружила, что другой мужчина - даже не один, а многие -
могут дать мне то, что я в своём полуневедении считала потерянным
навсегда...
К чему эти перифразы!.. Я убираю со своего плеча голову Анни, чтобы
лучше её видеть. Ресницы опущены, на устах играет улыбка блаженства, как у
девы, узревшей ангелов перед смертью... Но она уже снова заговорила, да с
такой рвущейся из души трогательной благодарностью - "всем, всем спасибо",
что я и сама разволновалась...
- В тот самый день, Клодина, я наконец поняла, что такое жизнь!.. Это
сад, где позволено рвать плоды, есть их или не есть, бросать всё и начинать
снова... Менять - не значит изменять, поскольку на самом деле я люблю лишь
себя самоё и лишь для себя желаю наслаждения... Клодина! У меня раскрылись
глаза, с каким спокойствием я стала глядеть на мужчину, любого мужчину, с
тех пор как мальчик, который был вторым...
- Что за мальчик?
- Швейцар из гостиницы в Карлсбаде. Вы бывали в Карлсбаде? Это там
евреи до сих пор одеваются по-еврейски: широкий плащ топорщится от грязи,
длинные, как у Христа, волосы вьются кольцами, и маленький ночной горшок на
голове. А австрийцы плюются, когда проходят мимо них...
- Да ну их... Лучше про швейцара...
- Чудесный мальчик! - с неосознанной развязностью подхватывает Анни. -