"Сидони-Габриель Колетт. Клодина замужем ("Клодина" #3) " - читать интересную книгу автора

("Эх, Франция, тебе ещё предстоит это оценить!"), всех тех, кто должен был
прийти: Можи и Робера Парвилия - свидетелей Рено, тётю Кер в кружевах.
Марселя, которому отец всё спускал - нарочно, чтобы его подразнить и
высмеять, как мне кажется, - и моих собственных свидетелей: одного
малаколога, то есть специалиста по моллюскам, весьма заслуженного, но не
очень чистоплотного - его имя до сих пор для меня тайна, - и господина
Мариа! Мой безмятежно-рассеянный отец считал, что в таком самопожертвовании
влюблённого в меня мученика ничего необычного нет.
И вот Клодина, завершившая сборы раньше назначенного часа, немного
желтоватая в своём белоснежном платье и вуали, то и дело сползающей с
непослушных коротко стриженных волос, сидит перед корзиной с Фаншеттой, к
которой жмётся её полосатый Лимасон, и думает: "Да не хочу я замуж! Переехал
бы он ко мне, мы бы вдвоём ужинали, запирались в спальне, где я столько раз
засыпала с мечтой о нём, где думала о нём, лежа без сна, и... Впрочем, моя
девичья кровать будет, пожалуй, узковата..."

Приход Рено, едва заметная порывистость его жестов уверенности мне не
прибавили. Однако пора по просьбе сходившего с ума господина Мариа заехать
за отцом. Мой благородный отец, достойный себя самого и исключительных
обстоятельств, просто-напросто забыл, что я выхожу замуж: его застали в
шлафроке (и это в двенадцать без десяти минут!). Он с важным видом курил
трубку и встретил господина Мариа памятными словами:
- Входите, входите, Мариа, вы чертовски опоздали, а ведь у нас именно
сегодня такая трудная глава... Что это вы вырядились во фрак? Вы похожи на
официанта!
- Сударь... Сударь... Видите ли... Свадьба мадемуазель Клодины... Все
вас ждут...
- Чёрт побери! - выругался отец и посмотрел на часы, вместо того чтобы
заглянуть в календарь. - Вы уверены, что именно сегодня?.. Отправляйтесь
вперёд, пусть начинают без меня...
Робер Парвиль оторопел, словно потерявшийся пудель, потому что не видел
впереди себя юную Лизери; Можи надулся от важности; господин Мариа поражал
бледностью, тётя Кер жеманничала, а Марсель напустил на себя чопорный вид;
всех вместе получилось не так уж много, верно? Мне же показалось, что в
небольшую квартирку набилось человек пятьдесят, не меньше! Отгороженная ото
всех вуалью, я переживала тоскливое одиночество и чувствовала, как у меня
сдают нервы...
Потом мне стало казаться, что всё это - путаный сбивчивый сон, когда
чувствуешь, что связан по рукам и ногам и ничего не можешь поделать. Вот
розовато-лиловый луч упал на мои белые перчатки сквозь витраж церкви; а
теперь я будто слышу свой нервный смешок в ризнице: это всё папа виноват -
порывался дважды расписаться на одной и той же странице, "потому что росчерк
получился слишком бледный". Я задыхаюсь от ощущения нереальности
происходящего; даже Рено вдруг отдалился и словно стал бесплотным...

Когда мы вернулись домой, Рено не на шутку встревожился, с нежностью
глядя на моё вытянутое печальное лицо. Он спросил, в чём дело, - я покачала
головой: "Не чувствую себя замужем больше, чем нынче утром. А вы?" У него
дрогнули усы, а я пожала плечами и покраснела.
Я хотела поскорее сбросить это нелепое платье, и меня оставили одну.