"Сидони-Габриель Колетт. Вторая" - читать интересную книгу автора

бесполезности... Но все это не в счет... Нет... Нет..."
- Милый Фару... Злюка Фару... Неделикатный Фару... Растрогавшись, она
напевала вполголоса, чтобы он не расслышал, как дрожит, словно струя фонтана
на ветру, ее голосок...

"Очень несчастным... Может ли он быть несчастным? Или хотя бы
печальным? Во всяком случае, он не злой. Но никому и никогда не довелось
сказать или услышать, как говорят другие, что он добрый. Или что он веселый.
Как все-таки он мало похож на человека из театрального мира! Тем не менее он
ведь любит театр... Нет, он не любит театра, он любит писать пьесы. Почему я
так устроена, что у меня его профессия, его искусство ассоциируется с
капризной женской работой? Нет, не совсем с женской работой, а просто с
легкой профессией. Правда, если бы это было легкое ремесло, то у многих
других людей тоже получилось бы. Если у Фару получается, то это значит, что
он очень талантливый. А он очень талантливый?.."
Доходя до крайней точки своих размышлений, Фанни испытывала такое же
неприятное ощущение, как тогда, когда она пыталась слишком явственно
представить себе, например, бой быков, кровотечение, падение. Она с усилием
вырывала себя из этой притягивавшей ее бездны, бросая привычные фразы:
- Жан, ты где?.. Джейн! Я опять потеряла свою помаду... Джейн! Где
большая синяя ваза? Я принесла снизу цветы!
Ей никто не ответил. Она зевнула, ощущая вялость оттого, что рано
проснулась в это утро. Она залюбовалась, перегнувшись через кирпичный
парапет, круто спускавшейся вниз тропкой, потом дорожкой среди лугов, потом
дорогой, обсаженной молодыми платанами:
"И весь этот путь проделала я! Они будут поражены!"
В воздухе еще пахло утренними сумерками. Ветер, подувший с
северо-востока, давал краю передышку, подхватывая запахи смолы и чабреца с
небольшой цепочки покрытых травой гор, запах горькой коры из низкой дубравы
и обрушивая их на склон, несущий на себе их виллу под названием "Дин".
"Просто какая-то пустыня этот дом! Где они все?"
На кухне, которая выходила на другую сторону виллы, окрашенную в
зеленый цвет и какую-то как бы ноздреватую, послышалось слабое позвякивание
посуды. Посреди мебели из желтого металла, пустой, безобразной, Фанни вдруг
почувствовала себя одинокой, покинутой всеми в этом неизвестном, нелюбимом
краю. Она бросила на стол большой и уже вялый букет из розовой конопли и
колокольчиков.
- Фару! - крикнула она.
- Я за него, - ответил Фару так близко, что она вздрогнула.
- Ты здесь? Как ты здесь оказался?
- А что такое? Опять овцы забрели в овес?
Он знал, что пастушьим овчаркам нередко дают кличку "Фару", и поэтому
изволил шутить.
Он стоял, преграждая вход в холл, небрежно одетый в чистый светлый
костюм, без шляпы, с суковатой тростью в руке. Он расхохотался, потому что
от удивления Фанни открывала рот, как рыба на берегу. Она рассердилась:
- Почему ты смеешься? Во-первых, в холле тебя не было - я только что
брала там большой красный кувшин! Тогда ты идешь с прогулки... Тоже нет,
поскольку я сейчас поднялась снизу, с луга; где ты мог там пройти? Ты
все-таки не булавка и не гном! Ты меня слышишь, Фару? И потом, у тебя