"Сидони-Габриель Колетт. Дом Клодины ("Клодина" #6)" - читать интересную книгу автора

Евангелия, Литтре,[8] Ларусс[9] и Беккерель[10] выгибали черные черепашьи
спины своих корешков. Д'Орбиньи,[11] пострадавший от непочтительной любви
четверых детей, ронял лепестки своих страниц, увенчанных далиями, попугаями,
медузами с розовыми хвостами и утконосами.
Камиль Фламмарион[14] и Доде рано закрались в мое счастливое детство
снисходительными учителями, играющими со знакомым учеником. В те же годы ко
мне пришел и Мериме, соблазнительный и жесткий, озарявший порой меня,
восьмилетнюю, недоступным мне тогда светом. "Отверженные"? Пожалуй, тоже да,
несмотря на Гавроша, - но тут речь скорее о страсти, не со всем мирящейся,
не все принимающей, тут были и периоды охлаждения и полного безразличия.
Никакой любви между мной и Дюма, лишь ожерелье королевы на шее приговоренной
к казни Жанны де Ла Мотт[18] Большие буквы текста были подобны тюлевой
ткани, а картинки - кружевным вставкам в ней. Ни одно слово этих книг не
перешло установленной мною границы. Куда деваются позже это мощное желание
не пустить в себя, эта спокойная сила, идущая на то, чтобы гнать от себя и
устраняться?..
Книги, книги, книги... Не то чтобы я много читала. Я читала и
перечитывала одни и те же. Но все они мне были необходимы. Их присутствие,
их запах, буквы их заголовков и зернистость их кожаных переплетов... Не были
ли самые недоступные моему пониманию самыми дорогими для меня? Я уж давно
забыла имя автора энциклопедии в красном переплете, но буквы, выведенные на
каждом томе, вместе составляли одно магическое, неизгладимо укоренившееся во
мне слово: AphbicГ(C)cladiggalhymaroidphorebstevanzy. А как я любила
зеленого с золотом Гизо,[21] и попала однажды к букинистам, ручаюсь,
табличка "в прекрасном состоянии" гордо украшала ее...
Восемнадцать томов Сен-Симона
- Не вижу необходимости в том, чтобы дети читали Золя.
Золя его раздражал, и вместо того, чтобы в этом видеть причину, почему
нам можно или нельзя его читать, он всего огромного, полного, периодически
прирастаемого желтыми наносами[23] Золя поместил в список запрещенных книг.
- Мама, почему мне нельзя читать Золя? Серые мамины глаза, не привыкшие
лгать, выдавали ее растерянность.
- По-моему, тебе лучше не читать отдельных его произведений...
- Тогда дай мне другие, не "отдельные"!
Она дала мне "Ошибку аббата Муре", "Доктора Паскаля" и "Жерминаль".
Однако, задетая тем, что мне не доверяют и держат на запоре часть дома, где
двери нараспашку, куда ночью спокойно заходят кошки, где подвал и горшок с
маслом таинственно опустошаются, я пожелала прочесть и другие. И прочла.
Четырнадцатилетняя девчонка со спокойной душой обманывает родителей, пусть
даже потом ей и стыдно. С первой выкраденной книгой я отправилась в сад. Бог
мой, как и во многих других романах Золя, в этой рассказывалась
довольно-таки приторная история о наследстве. Крепкая и добрая кузина
уступала своего любимого кузена тщедушной подруге, и все бы и дальше шло и
закончилось, как у Оне,
"Я завоюю народ, просвещая его; я обращу детство и юношество в веру в
святая святых науки, приобщив их к основам естествознания, физики и химии, я
отправлюсь, потрясая проекционным аппаратом и микроскопом, по деревенским
школам, раздавая методические пособия и разнообразные наглядные таблицы, на
которых увеличенный в двадцать раз долгоносик поражает уменьшенного до
размеров пчелы стервятника... Я буду читать популярные лекции о вреде