"Сидони-Габриель Колетт. Дуэт" - читать интересную книгу автора

Мишель положил очки на секретер, всмотрелся в лицо жены.
- Неправда, - сказал он жестко. - Тебе здесь плохо. Но мне непонятно, с
чего бы тебе могло быть хорошо. С чего, если ты этого не заслужила?
- Потому что мне этого хочется.
- Хороша причина!
- Лучшая из всех. Что тут говорить о заслугах! Какая связь между
заслугами и желанием дышать полной грудью, хорошо выглядеть, не истязать
себя каждое утро?
- Не говори о том, чего не знаешь, - возразил Мишель. - Истязать себя!
Ты - и самоистязание...
- Скажи лучше: мы - и самоистязание. Если не считать твоей привычки
покусывать себе щеки изнутри, чтобы удержаться и не разукрасить физиономию
какому-нибудь дельцу, если не считать того, что я умею отказывать себе в
излишнем, то есть в новой одежде, в отдыхе, чтобы сохранить необходимое, то
в смысле аскетизма мы друг друга стоим.
- Необходимое? Что ты называешь необходимым?
Алиса пожала плечами, как-то особенно, по-своему, словно хотела
стряхнуть с себя платье и уйти голой.
- Любовь - например, нашу любовь. Автомобиль, когда мне этого хочется.
Право кое-кого послать к черту. Надеть под старый английский костюм красивую
блузку. Я круглый год пью одну только воду, но мне нужен "фрижелюкс", чтобы
ее охладить. И еще всякие мелочи. Вот это и есть необходимое.

Она ушла, чтобы не видеть его волнения, и, уходя, дала себе
торжественную клятву: "Завтра, самое позднее завтра!"
Ночью она спала мало. В первые ночные часы ее охватывала тревога, она
чувствовала неуверенность, дрожь во всем теле и успокаивалась только после
полуночи, перед рассветом. Уткнувшись лбом и коленями в стену, она старалась
как можно дальше отодвинуться от соседней кровати, где тихо дышал спящий
Мишель, усмиренный двойной дозой аспирина.
"Это я посоветовала ему удвоить дозу, - думала Алиса. Грамм аспирина -
это много. После этого грамма я не слышу его дыхания... Как это жестоко -
поставить две кровати рядом, и как непристойно! У двуспальной кровати хоть
есть свое оправдание. Но эти парные кровати, эти наблюдательные посты... Вот
приедем в большой отпуск - обязательно переделаю эту дурацкую спальню... Но
каким он будет, наш большой отпуск?"
Сон связывал разнородные частицы в единое целое, смешивая приземистые
башни Крансака, долговязую черную фигуру Шевестра - "как кюре, как кюре", -
напевала она, - и целый рой пестрых бумажек, а потом растворял все в густой
тьме, застоявшейся между крутыми и величавыми, словно утесы, книжными
шкафами, - и Алисе привиделось, будто она встает, собирает бумажки и
убегает. Но вдруг голос первого дрозда оттеснил ослепительное однозвучие
соловьев, вторгся в пределы сна и возвестил о заре Алисе - она разогнула
колени, разжала скрещенные руки и, умиротворенная, незаметно заснула.

Наутро забота проснулась прежде ее самой, и снова ожило то, что
донимало в первые минуты сна: "Завтра, это будет завтра..."
"Нет сегодня", - поправила она себя, открыв глаза. Мишель, бледный и
спокойный, спал так крепко, словно убежал от самого себя. Она не стала его
будить, взглянула на него с состраданием. "Он как юноша, когда спит... Это