"Владимир Анисимович Колыхалов. Дикие побеги (Роман) " - читать интересную книгу автора

с чертом пляски. Пристал: пошли да пошли. Одна у него песня... Пятый
стакан на коленки Щепеткина бросил. Отволок его спать, а он не лежит.
Маялся с ним: ночь, как порох, сгорела... Не люблю я его! Уж как
пристанет...
Мыльжин Анфим языком пощелкал - как бы выразил этим согласие с
суждением Андрона.
- Мал-мал маракуем, - сказал он после, выждав изрядно. - Правда твоя:
дурной Костя мужик, лешак, а чо поделаешь? Бабе своей он глянется, якорь
его!
- Сестра твоя, Катерина, ему потакает...
О Косте Щепеткине больше не говорили, замолчали надолго. Слышалось,
как в затопленной согре кричит соксун - широконосая утка, дерутся дрозды.
"Тюр-ли-ли! Тюр-ли-ли!" - качались тонкие кулички на кочках. Издалека,
наверное с острова, где высятся осокори, долетает сюда мягкий голос
кукушки. Анфим ловит знакомый звук молодой весны, ловит, подставив ухо,
приоткрыв рот и сощурившись. Лицо его сплошь рябое от оспы, даже на
плоских больших ушах видны рытвинки. Оно кажется сонным, ленивым. Из
широких и круглых ноздрей продирается сквозь густой волос двумя быстрыми
струями дым. Костистое грубое лицо Анфима вдруг сморщивается: выскалив
зубы, он громко чихает.
- Спичку в нос! - говорит бондарь Андрон.
- Спасибо за мягку затычку, - отвечает привычно Анфим, дико выкатывая
глаза, собираясь, наверно, еще раз чихнуть. Но больше не чихает, только
все еще морщится и трет нос кулаком.
- Андрон, - переходит на шепот остяк. - Али я из ума выживаю? Опять
мне Лукерья привиделась.
- И опять, поди, потом облился с испугу?
У остяка Анфима скончалась недавно родственница, мозглявая старушонка
Лукерья. Было этой Лукерье не сосчитать сколько годов. И вот она как-то
ночью Анфиму пригрезилась, голая, "чистый шкилет". Будто бы говорит ему:
"Ты, Анфимушка, в баню собрался, так меня не забудь: я тебе спину потру".
Сама страшная старушонка, загробная, а голос вроде бы девичий,
ласковый, нежный. Анфим от такого дива криком со сна зашелся, всех своих
ребятишек перебулгачил и бабу. Баба у него русская, темная, набожная, да и
Анфим крещен, но в бога верит середка на половинку. Тут же он рассказал
своей бабе про дивный и страшный сон.
"Худо будет: кто-то помрет у нас", - оробела Анна, Анфимова баба.
"Да подь ты к бесу!" - выругался Анфим.
А баба ему опять:
"Ну, не у нас в родове погинет, так кто-нибудь в Пыжино... Скажи
потом, вру".
Утром Анфим Мыльжин не утерпел рассказать про свой сон на сельповской
засольной. Бондарь Андрон, партиец, обсмеял его, и остяк обиделся.
А теперь вот сам вспомнил об этом, смеется и фыркает.
- Знаешь, об чем я все думаю? - сказал погодя Андрон. - Егорша Сараев
из ума не выходит. Семь ден минуло, другая неделя пошла... В такую воду -
кака там рыба ему?
- Однако, правда. Долго сидит на озере Егорша Сараев, давно
возвернуться пора. Баба его совсем плохой: скоро рожать ей, паря...
Поди-ка, хлеб у Егорши кончался, и рыба не ловится, не иматся.