"Артур Конан-Дойль. Религия в свете нового Откровения" - читать интересную книгу автора

будучи нонконформистом, то в каждом из подобных случаев это будет прекрасно,
воистину прекрасно, если только все это позволяет ему стать более добрым,
более благородным человеческим существом. Каждая форма веры восхитительна,
когда она совершает это. Но когда она обращается в потребность в милосердии
и презирает и оскорбляет тех, кто прибегают к иным методам, то все это
оказывается уже современной мещанской ярмаркой тех пороков, которые в
истории отметили собой самые мрачные и самые кровавые из человеческих
преступлений.
Настаивать на догме и ритуале, или "религии" в смысле, в котором
ошибочно употребляют это слово, - значит неизбежно приводить человечество к
вечному расколу на соперничающие фракции, поскольку невозможно себе даже
представить, будто какая-то одна секта окажется в состоянии поглотить все
другие. Мы все как бы стоим на палубе нашего небольшого земного корабля,
плывущего по космическому морю с приданным ему компасом. Но по опыту мы ведь
знаем, что нет двух людей, которые бы одинаково видели и читали показания
компаса. Божественный Создатель действительно даровал нам такой компас, и
это есть разум - благороднейшая из всех человеческих способностей. И разум
этот говорит нам, что если только каждая секта ослабит непреклонность своей
доктрины и станет настаивать на пунктах, которые объединяют ее с соседями,
вместо того чтобы подчеркивать и усиливать те, что ее изолируют, то появится
определенная надежда на постепенное примирение теологических разногласий,
которые, как я уже сказал, не имеют никакого отношения к истинной религии и
были на протяжении всей человеческой истории только источниками
кровопролития и всяческих бедствий, причем в гораздо большей степени, чем
все иные причины их, вместе взятые.
Некий джентльмен желает знать, в чем, собственно, современная мысль
превосходит мысль века, скажем, XVI-го. Один из признаков прогресса состоит
в том, что сегодня дискуссия на эту тему может вестись с учтивостью и без
того, чтобы у кого-либо из участников ее возникла надобность, и тем более,
желание сложить костер из своих оппонентов.
Надеюсь, с моей стороны, после тридцати лет естественных сомнений и
терпеливых исследований, не будет самонадеянностью утверждать, что эволюция
моей исследовательской мысли не была слишком уж скороспешной и что на ней не
лежит печать легковерия, так как это два воистину глобальных обвинения,
выдвигаемых против нас оппонентами. Она, напротив того, оказалась слишком
неспешной, ибо я был преступно медлителен, помещая на весы справедливости
любую мелочь, которая могла бы оказать на меня влияние. Не разразись мировая
война, я, скорее всего, так и провел бы жизнь лишь на подступах к истинным
психическим исследованиям, высказывая время от времени свое симпатизирующее,
но более или менее дилетантское отношение ко всему предмету - как если бы
речь здесь шла о чем-то безличном и далеком, вроде существования Атлантиды,
или просто о какой-то абстрактной полемике. Но пришла Война и принесла в
души наши серьезность, заставила нас пристальнее присмотреться к себе самим,
к нашим верованиям, произвести переоценку их значимости.
Когда мир бился в агонии, когда всякий день мы слышали о том, что
смерть уносит цвет нашей нации, заставая молодежь нашу на заре
многообещающей юности, когда мы видели кругом себя жен и матерей, живущих с
пониманием того, что их любимых супругов и чад более нет в живых, мне вдруг
сразу стало ясно, что эта тема, с которою я так долго позволял себе
заигрывать, была не только изучением некоей силы, находящейся по ту сторону