"Артур Конан Дойль. Нашествие гуннов (Перевод С.Маркиша)" - читать интересную книгу автора

Симон Мела покачал головой.
- Если у вас нет священных книг, - возразил он, - чем же вы
руководитесь на путях к жизни?
- Если ты прочитаешь наших философов, и прежде всего божественного
Платона, ты убедишься, что есть и иные вожатаи, способные привести к той же
цели. Не попадалась ли тебе случайно книга нашего императора Марка Авралия?
Разве не открываешь ты в ней все добродетели, какие только могут быть у
человека, - а ведь он ничего не знал о вашей вере. А задумывался ты
когда-либо над словами и делами нашего умершего императора Юлиана - я ходил
под его командою в свой первый поход, против персов? Можешь ли ты указать
мне человека более совершенного?
- Такие речи ни к чему не ведут, - сурово промолвил Симон. - оставим
их, довольно! Остерегись, пока еще есть время, и прими истинную веру, ибо
конец света близок, и когда он настанет, тем, кто зажмурился перед светом,
пощады не будет!
Сказавши так, он снова обернулся к молитвенной скамеечке и распятию, а
молодой римлянин в глубокой задумчивости зашагал вниз по склону, сел на
коня и поехал к своей отдаленной крепостце Симон провожал его взглядом до
тех пор, пока бронзовый шлем центуриона не превратился в светлую бусинку на
западном краю великой равнины; ибо это было первое человеческое лицо,
которое он видел за весь этот долгий год, и бывали минуты, когда его сердце
томилось тоскою по людским голосам и лицам.
Еще год миновал, и, не считая перемены погоды и медленного чередования
весны и лета, осени и зимы, дни были неотличимы друг от друга. Каждое утро,
открыв глаза, Симон видел все ту же серую полосу далеко на востоке,
наливавшуюся красным до тех пор, покуда яркая кайма не пробьется над
дальним горизонтом, которого никогда не переходило ни одно живое существо.
Медленно шествовало солнце по широкой дуге в небесах, и тени, падавшие от
черных скал над пещерой, перемещались, подсказывая отшельнику срок молитвы
и время размышлений. Ничто на свете не могло отвлечь его взор или рассеять
мысли, ибо травянистая равнина внизу была из месяца в месяц столь же
пустынна, как небо над головой. Так текли долгие часы, и вот уже красная
кайма скользит и сползает на другом краю неба, и день кончается в том же
жемчужно-сером сиянии, в каком начался. Как-то раз два ворона несколько
дней подряд кружили вокруг одинокого холма, в другой раз белый орел-рыболов
прилетел с Днестра и пронзительно клекотал в вышине. Иногда на зелени
равнины показывались красноватые точки - это паслись антилопы, и часто волк
выл во мраке у подножия скал. Такова была бедная событиями жизнь пустынника
Симона Мелы, и тут наступил День гнева.
Была поздняя весна 375 года. Симон вышел из кельи с пустою тыквой в
руке, чтобы зачерпнуть воды из родника. Солнце уже село, и темнота
подступала, но последний розовый свет еще мерцал на скалистой вершине,
поднимавшейся за холмом. Выйдя из-под уступа, прикрывавшего его жилище,
Симон выронил тыкву и замер в изумлении.
На вершине стоял человек - черный контур в гаснущем свете. Облик его
был странен, почти уродлив: короткая, сутулая фигура, большая голова совсем
без шеи и какой-то длинный прут, торчавший между плечами. Он стоял,
наклонившись, вытянув голову, и очень внимательно разглядывал равнину на
западе. Через миг он исчез, и одинокая черная вершина была нагой и холодной
на фоне неверного мерцания востока. Потом опустилась ночь, и чернота