"Артур Конан Дойл. Приключения Михея Кларка" - читать интересную книгу автора

почву. Я утверждаю поэтому следующее: если сделают попытку свергнуть тирана,
то все сторонники свободы совести должны к ним присоединиться. Вы, мой сын,
гордость нашего села, и самое лучшее, что вы можете сделать, так это
посвятить свою силу и мужество делу освобождения страны от невыносимого ига.
Я вам даю опасный и злой совет. Исполнив этот совет, вы, может быть, должны
будете кончить исповедью у священника и кровавой смертью, но, жив мой Бог,
тот же самый совет я дал бы и родному сыну!
Такие слова сказал мне старый плотник. Голос его дрожал от волнения.
Наконец он умолк и снова стал работать над сво.ей дощечкой, и я,
поблагодарив его за совет, двинулся далее, размышляя над сказанными мне
словами. Долго мне думать не пришлось, однако, ибо мои размышления были
прерваны хриплым окриком Соломона Спрента.
- Гой! Эгой! - заревел он во весь дух, несмотря на то что я находился
от него всего в нескольких шагах. - Неужто вы минуете мой дом с поднятым
якорем? Бросайте якорь, убирайте паруса, говорю я вам, убирайте паруса!
- Здравствуйте, капитан, я вас не заметил, - ответил я, - я шел
задумавшись.
- Видел-видел, - ответил старый моряк, пролезая через щель в заборе
своего садика на улицу, - вы шли по течению с закрытыми бойницами, не глядя
на встречные суда. Клянусь головой негра, парень, что не надо в наши времена
брезговать приятелями. Друзей на улице не поднимешь.
Встречая друга, неукоснительно выбрасывай приветственный флаг. Я
осердился, право; будь у меня скобка, я бы дал выстрел по вашей носовой
части.
Ветеран был, по-видимому, раздражен, и- я нашел нужным еще раз
извиниться.
- Не сердитесь, капитан, я задумался и не видал вас.
- Мне и самому приходится сегодня крепко думать, - ответил он более
мягким голосом. - Что вы, например, скажете о моей оснастке?
И он начал медленно поворачиваться передо мной, жмурясь от солнца; тут
я впервые заметил, что Соломон Спрент одет сегодня с необыкновенной
тщательностью. На нем был одет голубой камзол из тонкого сукна, по которому
шло восемь рядов пуговиц. Панталоны были сделаны из той же материи, причем
"на коленях красовались большие банты из лент. Жилет-был из светло-голубой
материи и отделан маленькими серебряными якорями и обшит широким кружевом.
Сапоги были так широки, что казалось, будто Соломон поставил свои ноги в
ведра. На желтой портупее, надетой через правое плечо, висел кортик.
- Судно заново покрашено, - сказал мне старый моряк, подмигивая. -
Каррамба! Кораблик-то хоть и стар, а воды до сих пор не пропускает. Что вы
скажете, если я брошу свой канат на небольшую шхуну и возьму эту шхуну на
буксир?
- Шкуру!? - воскликнул я, не расслышав.
- Шкуру? За кого вы меня принимаете? Уличных шкур никогда недолюбливал.
Она - хорошая девка, эдакое славное, водонепроницаемое суденышко, и вот
теперь я полагаю отвести это суденышко в гавань.
- Давно я не слыхал таких приятных вестей, - воскликнул я, - я даже не
знал, что вы уже помолвлены. Когда же день свадьбы?
- Тише-тише, дружок, идите медленно и держитесь своей линии. Вы вышли
из фарватера и попали в мелкую воду. Я вам не говорил, что я уже помолвлен.
- Что же вы хотели сказать в таком случае? - спросил я.