"Василий Кондратьев. Мурзилка (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Может быть, его счастье; его эпитафией может быть "Эпизод
корейской войны", некогда пересказанный нашим "Синим
журналом" по воспоминаниям г-на Бамблби, английского консула
в Тяньцзине.
На исходе кампании 1895 года, уже после побед при
Асане и Сонхуане, отряд японской разведки натолкнулся у
переправы с труднопроизносимым названием на передовые
расположения хунаньской армии. После первых, церемониальных
выстрелов китайцы выстроились в боевые ряды, причем
обнаружилось, что кучке "пионеров" противостоит воинская
элита, штабные офицеры и лауреаты литературных экзаменов; на
их шапочках были одни тигры и леопарды. После того, как
шеренга за шеренгой они, расступаясь, выполнили перед
японцами все доступные воображению чудеса боевого искусства,
их порядки незаметно, с почтенным изяществом, отошли, так,
что вскоре скрылись из глаз. Близкое поражение казалось
неизбежным. Здесь командир отряда, капитан Оба, подошел к
речке и, расстелив шинель, мысленно обратился с краткой речью
к своим солдатам, а потом совершил харакири; его подхватил
адъютант, который на взмахе сабли, по кодексу, отрубил
капитану голову. Сомкнув ряды, солдаты ринулись вперед и,
согласно субординации и старшинству, весь батальон последовал
за командиром, не считая проводника, корейца, который и
сообщил в расположение полка о самой блестящей победе,
достигнутой императорской армией в ходе войны.
Однако меня, очень занятого предупреждением на
ксерографии, волнует не сам поступок, который можно объяснить
и аффектом, а скорее то, когда выносится приговор. Петрюс
Борель, Ликантроп, изображенный в черном, держащим у груди
кинжал, умер вполне случайно. "Черный человек с белым лицом",
Ксавье Форнере, спавший в гробу, сошел в него совершенно
естественным путем. Романтики, сделавшие Смерть своей
любовницей, праздновавшие Парижскую Чуму, отголоски которой в
маленькой трагедии Пушкина, так жили с этим своим будущим,
как будто будущий никогда не придет. Даже и Жак Риго, Первый
Самоубийца сюрреалистов, "Риго-Смерть", покончил с собой
только на четвертый раз. Что касается моего приятеля, то о
его самоубийстве можно судить по его же словам, но не по
самому случаю, который легко мог оказаться несчастьем.
Он вообще напоминает мне того Мурзилку, чей портрет на
обложке книги, самого умного, ловкого и храброго среди лесных
малюток. Он одевается лучше всех, по картинке, которую сам
разыскал в модном журнале. Его высокая, лоснящаяся
шляпа-цилиндр куплена в лучшем парижском магазине; таких
красивых ботинок ни у кого нет, а тросточка, с которой он
никогда не расстается, это верх изящества. В одном глазу он
носит стеклышко, но не потому, чтобы он плохо выглядел или
был близорукий, а потому, что он находит, что это очень
красиво. Когда он идет куда-нибудь в гости, то всегда в
петлицу втыкает розу и надевает высокие, белые, как снег,