"Вячеслав Леонидович Кондратьев. Привет с фронта " - читать интересную книгу автора

предполагаю, что не очень умное.
Эстонец танцевал хорошо и очень целомудренно, держась от меня на
почтительном расстоянии. Мне это понравилось. Я терпеть не могла, когда меня
зажимали. Сразу начинала брыкаться. Поэтому я согласилась и на второй танец.
К концу вечера эстонец мне определенно понравился, особенно тем, что,
провожая меня к выходу из госпиталя, не сделал попытки ни приобнять меня, ни
поцеловать, а очень скромно, но горячо пожал мне руку и поблагодарил за
доставленное удовольствие. Было в них, прибалтийцах, что-то старомодное, как
мне тогда казалось. Потом-то я поняла, что это была просто настоящая
воспитанность, которой, увы, не особо отличались наши русские ребята.
Письмо Ведерникову я не написала ни в тот вечер, ни в следующие дни -
пусть маленько помучается. Но не было писем и от него. Прошла неделя. Когда
приносили почту, я неслась сломя голову на второй этаж, где ее раздавали, но
письма мне все не было и не было.
И вот, возвращаясь в свое отделение расстроенная, поникшая, - я
столкнулась на лестнице с Артуром (так звали эстонца).
- Ниночка, что с вами? - спросил он.
- Нет писем, - ответила я кратко.
- О, понимаю. И давно он не пишет?
- Целую неделю.
- Ну, это, как у вас говорится, ничего, - улыбнулся он.
- Он писал почти каждый день.
- А кто он, если это не секрет, Ниночка?
- Ба, - вспомнила я. - Он ведь лежал в вашем отделении. Ведерников,
Юра. Вы его знаете?
- А, Юра... Очень хорошо знаю.
- Какой он?
- Как какой? - удивился Артур. - Вы получаете от него письма и не
знаете, какой он?
- Ага.
- Как же это так?
- Ну, так получилось... Мы не были знакомы, когда он лежал. А потом он
написал...
- Очень странный случай, - покачал головой Артур, улыбнувшись.
- Так какой он из себя-то хоть? - опять спросила я.
- Он очень хороший, как это говорится... парень?
- Ага.
- Только он очень молодой, по-моему.
- Ему уже двадцать.
- Я думал, еще меньше... Очень жаль, Ниночка, очень...
- Что вам жаль?
- Я хотел... поухаживать за вами, но теперь... теперь не могу. Юра вам
пишет, и он на фронте. Вы не беспокойтесь, Ниночка, неделя - это ничего,
мало ли что? Почта задержала, или перебросили их на другой участок. Это
бывает... - Артур повернулся и отошел от меня.
Меня тронуло благородство эстонца, но стало и чуточку обидно - значит,
не очень-то я ему нравлюсь, раз он так легко отказался от меня. А с другой
стороны, то, что Артур признал этим какое-то право Ведерникова на меня,
несмотря на "очень странный случай", как-то уверило меня в том, что наши
отношения с Ведерниковым серьезны, раз их признают другие.