"Вячеслав Леонидович Кондратьев. Привет с фронта " - читать интересную книгу автора

магазин отоварить несколько талонов по карточкам, и уже близится время
бежать на работу.
Да, вся жизнь проходила у нас там, в госпитальных стенах... Мы
настолько привыкли к своим белым халатам и косынкам, что, снимая их, ощущали
даже какое-то неудобство. Разумеется, и танцевали тоже в халатах. И наши
партнеры тоже были, увы, в халатах, если они были рядовыми, и из-под этих
халатов белели кальсоны с какими-то невообразимо длинными тесемками, которые
всегда почему-то развязывались в самый разгар танца. Офицеры, правда, были в
пижамах, тоже не отличавшихся элегантностью, как правило,
стираных-перестираных, плохо отутюженных. Но все это никому не мешало
наслаждаться танцами, разговорами друг с другом, обмениваться красноречивыми
взглядами...
Для наших же ранбольных госпиталь был вообще почти домом. У некоторых
война уже отняла настоящий дом - у прибалтийцев, у украинцев, у белорусов, и
госпиталь, особенно эти вечера с танцами были для них какой-то частицей той
будущей мирной жизни, которая наступит для них рано или поздно, наступит
обязательно, когда они уже не в халатах и пижамах, а в нормальной штатской
одежде будут танцевать с девушками на какой-то танцплощадке у себя в городе
или селе.
Они и писали нам прямо на госпиталь. Писали часто и помногу, особенно
те, кому некуда было писать. Благодаря этому мы все были в курсе переписок
своих подруг и приход почты всегда был событием.
- Маша! Тебе опять письмо!
- Ой, девочки! А мне нет?
Сперва письма прочитывались в одиночку, а потом, особенно если в письме
было что-нибудь смешное, они шли по кругу. Смех, возбужденные разговоры,
обсуждения...
"Привет с фронта! Здравствуйте, Ниночка!
Ваше последнее письмо меня очень тронуло сочувствием к моему горю.
Благодарю за него. Здесь, на передовой, так приятно знать, что где-то в
Москве есть человек, с которым можно поделиться всем, который поймет и,
надеюсь, никогда не осудит. Нина, я с таким страхом посылал первое письмо. Я
почти был уверен, что Вы мне не ответите. А теперь думаю - как я мог
сомневаться в Вас. Вы такая хорошая. Я часто вспоминаю госпиталь. Как там
было хорошо, весело. Правда, очень жаль, что мне никогда не удавалось, когда
было кино, найти место около Вас. Вы всегда приходили в окружении ребят. Вы
все-таки, по-моему, были немного воображалой. Очень любили показать свое
остроумие и свою начитанность. Но один раз я прислушался к одному Вашему
разговору с кем-то, и Вы были не правы. Вы спутали американского писателя с
английским, хотя и спорили с большим апломбом. Вы, конечно, много читали,
но, наверно, очень бессистемно и, схватывая все на ходу, не очень-то
углублялись в суть. Но это естественно для Вашего возраста, да и для девушек
вообще..."

Я фыркнула, словно кошка, которую погладили против шерстки, состроила
гримасу, показала язык, потом потерла лоб рукой, что выражало у меня крайнюю
степень озабоченности и недоумения, и надулась... Тоже мне, умник! Это я-то
не углубляюсь в суть? Да что он понимает во мне, этот Ведерников! Всегда и
все были в восторге от блеска моего ума, тем самым постоянно подтверждая мое
собственное высокое мнение о нем. Ну, я ему сейчас покажу!