"Виктор Конецкий. Как я первый раз командовал кораблем" - читать интересную книгу автора

Поднимали мы австралийский транспорт "Алкао-Кадет" возле мыса Мишуков.
В сорок втором году австралиец затонул, получив прямо в дымовую трубу
полутонную немецкую бомбу.
Поднимали его трудно. Транспорт хотел покоя и не желал возникать
обратно на свет божий из тишины и мягкого сумрака морской могилы.
Наконец все-таки наступил волнительный и торжественный момент продувки
понтонов. И из бурлящих вод, обросший водорослями, занесенный илом, в
гейзерах воды и струях травящегося из понтонов воздуха возник потревоженный
от вечного сна пароход - огромное морское чудо-юдо. Защелкали фотоаппараты,
заорали "ура", вскинули над головами чепчики, -матросики летом на Севере
именно чепчики носят. Выждали положенные мгновения и полезли на утопленника
за чем-нибудь полезненьким. Спасение на водах всенепременно связано с таким
постыдным фактом - такое было, есть и будет. Ибо спасателям извечно кажется,
что они имеют чистой воды моральное право "на некоторое количество
сувениров" - так скажем для приличия.
Я пробрался в штурманскую рубку транспорта. И обнаружил среди ржавого
железа какие-то черные и мерзко скользкие кипы. Пхнул сапогом одну - она
развалилась, а в середине проглянула прилично сохранившаяся бумага.
Оказались австралийские навигационные пособия, вахтенные журналы, лоции -
слипшиеся, спрессованные тяжестью морской воды, как бы обугленные по краям
страницы. Тут я и забыл про то, что хотя любопытство не порок, но все-таки
большое свинство. Набил полную пазуху мокрыми документами и вдруг услышал
сперва гудок, а потом аварийные тревожные свистки и ощутил под ногами дрожь
металлического покойника.
Всех спасателей мгновенно сдуло с этого "Алкао-Кадет".
Хорошо помню, как наш боцман волок на родной спасатель шикарный
австралийский стульчак, но вынужден был бросить добычу на полпути.
Под брюхом транспорта начали рваться-лопаться понтонные полотенца, на
которых он висел.
Минуту или две "Алкао-Кадет" полусонно чесал в затылке, затем вздохнул
и нормально булькнул обратно в могилу, оставив за собой такую бурунную
воронку, что в нее затянуло рабочую шлюпку. А звучок австралийский транспорт
издал пострашнее и уж во всяком случае погромче того, с которым сыпется
земля на гробы братских сухопутных могил.
Еще минут тридцать над затонувшим гигантом вылетали из воды
четырехсоттонные понтоны, наполненные воздухом. К счастью, ни один из них не
вмазал в днище нашего корабля. Если бы такое произошло, то поднимать с
грунта возле мыса Мишуков пришлось бы уже два парохода.
Когда все утихло, я занялся разборкой, как говорят в романах, "немых
свидетелей" жизни и работы австралийских моряков: записные книжки штурманов,
карты Ямайки и "рапорты об атаках за июль 1942 года".
Потом разложил свою бумажную добычу сохнуть на световом люке машинного
отделения, нимало не заботясь о том, что ее кто-нибудь сопрет: кому нужны
мокрые, грязные, в ржавчине бумажки? Да еще на английском языке! Я-то в те
времена пытался его учить и любопытные австралийские документы могли бы
стимулировать усидчивость.
Но вышло вовсе нелепо и неожиданно. Бумажки попали на глаза одному
бдительному товарищу. На "рапортах об атаках" он обнаружил английское слово
"секретери". Меня кое-куда вызвали и дали такую взбучку, что до сих пор
икается. Оказывается, я должен был все эти документы немедленно сдать в