"Виктор Конецкий. Огурец навырез" - читать интересную книгу автора

между Добролюбовым и Белинским. Благодаря этому соседству могила, видимо, и
сохранилась.
Аверченко тихо постоял и наконец вымолвил:
- Хоронили его рабфаковцы. На санках в тусклый февральский день гроб
провезли через весь город... Пойдем отсюда, Виктор Викторович.
Аверченко ссутулился и вообще сник.
- И я один перед концом был. Некому было сказать последние мысли,
чувства и жалобы умирающему в ясном сознании художнику, не умеющему и не
желающему простить миру уродства жизни...
Когда вылезли назад через ограду и отдышались, Аверченко сказал:
- Это какое-то трупохранилище, а не кладбище. Ах, простите! - с этими
словами он снял с меня черный французский берет, купленный мною как раз в
Праге, и ласково поцеловал в темя.
- Зачем вы? Я не привык и...
- Славный вы человек. Дай вам Бог всего такого...
Продмаг нашли открытым. Взяли две бутылки кефира. Выпили.
Полегчало.
- Есть еще одна мечта. Мне в полицейский участок попасть, околоточным
воздухом подышать. Крепкий дух, но приятный. Тут тебе и сапогом кожаным, и
махоркой, и вообще. Родной это дух, братец вы мой возлюбленный, околоточный.
Ни на какой букет его не променяешь!
- Подышим мы с вами этим духом. Чует мое сердце, подышим, - пробормотал
я. - Он, дух, в принципе не изменился, только лошадями не пахнет. Да и
махрой из того букета уже не пахнет. Остальное - точь-в-точь.
Я начал ловить такси. Но его опять не было.
- Не беда, - успокаивал меня Аверченко. - У меня был опыт: как-то
пьяненькими мы с Тэффи арендовали похоронную дрогу во Флоренции или Фьезоле,
не помню уж, и прокатились на ней за пять лир. Я всю жизнь в душе
скандалист!
- А в жизни давно покойник... - мой язык не мог удержаться, чтобы не
нарушить мирный настрой моего гостя.
- Вот дам сейчас в ухо!
Дал он мне в ухо или нет?

6

Вернулись домой, прихватив по дороге все что положено.
После ста граммов у Аркадия Тимофеевича возникла маниакальная тема -
еврейский вопрос.
- Вас, Виктор Викторович, жидом обзывали в прессе?
- Нет, не называли. И отстаньте, Бога ради! Примите вот снотворное.
- А всякие разные Земщины и Колоколы с истинно русским постоянством из
нумера в нумер уверяли десяток своих подписчиков, если и десяток у них был,
что сатириконцы - это жиды без всякого национального чувства и достоинства.
Моя главная ошибка - острословие. Конечно, Пуришкевич дрянь, но иногда
образно выражался. А у Столыпина мне весь его слог нравился, уж ежели
брякнет, то... своими ушами из его уст слышал такое: Говоря тривиально, в
Думе сидят такие личности, которым хочется дать в морду! Смак какой, а?...
Стендаля-то, значит, читали?
- В юности.