"Виктор Конецкий. Огурец навырез" - читать интересную книгу автора

- Бейль заметил, что остроумие живет не более двухсот лет. И утверждал,
что к тысяча девятьсот восьмому году Вольтер не вызовет даже ухмылки. А вот
Отец Горио всегда будет Отцом Горио. Увы, это так.
- Чтобы вас проверить, нужна мелочь: почитать Вольтера и Отца Горио.
Увы, на такие подвиги я уже не способен.
- Вы оптимист или пессимист, Виктор Викторович?
- Пессимист, Аркадий Тимофеевич.
- А я даже помирал оптимистически. Правда, последние дни в могиле
чувствовал себя, как Столыпин в сентябре девятьсот седьмого года. Вроде бы
крепко лежу, ан и под лопатками и над грудной клеткой почва совсем-совсем
разрыхлена... Вы были в Венеции?
- Нет.
- Именно там я был счастлив, ибо бесконечно далеко от меня был
Петроград, холод, грабежи, грязные участки, глупые октябристы, мой журнал,
корректуры, цензурный комитет и неумолкающий телефон...
- Вы писали мемуары?
- Нет. Мемуары сочиняют или для самооправдания, или от творческого
бессилия. Мне не в чем оправдываться. Я чист перед человечеством. И на
нехватку творческой потенции не имел повода жаловаться. Думаете, для акта
самовоскресенья не требуется творческих сил?
- Вы обыкновенный самозванец или банальный долгожитель. Достоверно
известен только один случай самовоскресения. Но Христос уже через три дня
сквозанул из могилы на небеса. А вы сколько в земле провалялись? С двадцать
пятого года! Ого!
- Вы мне не верите?
- А черт с вами, воскресли и воскресли... Помню ваше фото двадцатого
года на форзаце Кругов по воде. Сходство весьма отдаленное. Но есть. В
абрисе. Правда, нет того мягкого лица, губки истончали, плечи, прямо скажу,
не плотные. И даже уши похудели.
- Так я и до смерти от ностальгии исхудал и сморщился. Ностальгия -
отвратительное слово. Для самой русской из всех мировых скорбей нашли такое
нерусское слово. Оно само - как пощечина. Позорнее льюиса. Если, конечно,
брать добровольную, а не вынужденную эмиграцию.
Мы продолжали пить. Аверченко с интересом смотрел телевизор.
Какой- то поэт орал перед камерой про свою любовь к светлому гению
Пушкина. Подлец или просто идиот?
А любезный гость шмыгал носом и утирал глаза рукавом.
Диктор заговорил про аграрные комплексы.
- В мое время аграрным движением называли разгром крестьянами с
последующим сожжением усадеб каких-нибудь дворянчиков. А нынче красным
петухом в отечестве не пахнет? - не унимался Аверченко.
Ответить я не успел.
Раздался телефонный звонок. Звонила бывшая судовая буфетчица и моя
закадычная подруга Мария Ефимовна Норкина.
Она просила меня прийти: умерла Мимоза.
Это было горькое горе для Ефимовны, ее сожительницы Ираиды Петровны
Мубельман-Южиной и меня.

7