"Константин Коничев. Земляк Ломоносова (повесть о Федоре Шубине) " - читать интересную книгу автора

путь. Слезы родственников и друзей и тут же злорадство в разговорах недругов
не выходили из памяти Шубина...
Это было весной 4 апреля 1765 года, на второй день пасхи. В общежитиях
Академии художеств быстро распространился слух:
- Умер Ломоносов...
А императрица "отметила" день смерти Ломоносова открытием в Петербурге
первого частного театра для простой публики и первым спектаклем...
Театр был в полном смысле "открытый", он был построен без крыши на
пустыре за Малой Морской улицей. В постановке комедии Мольера участвовали
доморощенные актеры из мастеровых разных цехов.
Федот Шубин и многие ученики Академии имели билеты на представление. Но
никто из них не решился идти на увеселительное "позорище" в день смерти
великого русского ученого. В Академии наук и в Академии художеств люди,
знавшие и любившие Ломоносова, переживали тягостную утрату.
До отъезда в Париж после окончания Академии оставался почти год. Трое
счастливчиков не тратили времени зря. Они еще с большим усердием занимались
каждый своим искусством и настойчивей продолжали изучать языки - французский
и итальянский.
Зимой из холмогорской Денисовки опять пришли неприятные вести. Братья
Яков и Кузьма жаловались Федоту на свою жизнь: "...подушный оклад тяжел,
пожню Микифоровку песком в весенний паводок замело, коровам корму на зиму
недостает. Пашпортов на отход из деревни волость не дает, а его, Федота сына
Шубного, в бегах объявили, разыскивают..."
Шубин, прочтя письмо, опечалился. Аттестат об окончании Академии с
привилегией "быть с детьми и потомками в вечные роды совершенно свободными и
вольными" еще не был получен.
Что делать? Он подал прошение в Академию, умоляя заступиться за него и
сообщить в архангельскую губернскую канцелярию, чтобы его не беспокоили и
братьям в Денисовке в выдаче паспортов не отказывали. Началась бесконечная
переписка. Академия написала в Архангельск. Архангельская губернская
канцелярия - в Академию и в Сенат, а Сенат положил переписку в долгий ящик.
Дело о беглом крестьянине Шубном Федоте временно заглохло. А
разыскиваемый Шубной Федот вскоре получил аттестат, дававший ему вольность и
полную независимость от своих преследователей. И тогда Шубин вздохнул
свободно. Теперь уже не было основания бояться ему за свою судьбу. Он словно
бы вырос и почувствовал крылья за своими плечами.
И первой, кто его от души поздравил с вольностью и предстоящей поездкой
за границу, была Вера Кокоринова, узнавшая об этом от своего брата. Внимание
и сочувствие такой особы, уже ставшей к тому времени обаятельной барышней,
Федоту было весьма приятно.
По указу императрицы Екатерины был ему выдан и заграничный паспорт с
большой государственной печатью на красном воске:
"Божиею милостью мы, Екатерина Вторая, императрица и самодержица
Всероссийская и протчая и протчая и протчая.
Объявляем через сие всем и каждому, кому о том ведать надлежит, что
показатель сего наш подданный Федот Иванов сын Шубин отправлен из России для
наук морем во Францию и Италию. Того ради мы всех высоких областей
дружелюбно просим, и от каждого по состоянию чина и достоинства, кому сие
представится, приятно желаем, нашим же воинским и гражданским управителям
всемилостивейше повелеваем, дабы означенного Федота Шубина не только