"Слуги паука 1. Ночь Паука" - читать интересную книгу автора (Делез Морис)

Глава шестая

Правый или левый? Фабиан не мог оторвать взгляда от покрытого пылью глаза, уставившегося помутневшим зрачком куда-то в угол комнаты. На чем свет стоит клял он себя за это, но ничего поделать с собой не мог.

Его всегда интересовало: что особенного находят женщины в этом тщедушном слизняке? И постепенно пришел к убеждению, что не иначе, как тот обладает некой колдовской силой, подпав под которую жертва лишь сохраняет видимость свободы, на деле оставаясь в полной власти мерзавца, пока не прискучит и он не выберет новый объект для своего внимания. Однако, когда Фабиан начал наводить справки, то вскоре выяснил, что тот явно не владел никакими тайными знаниями, а наоборот — панически боялся всего, связанного с колдовством, и вопрос повис в воздухе.

Он оторвался от воспоминаний и вновь взглянул на глаз Эмерика, задавшись прежним вопросом — правый или левый?

Тьфу ты, пропасть! Он вздрогнул и отвел взгляд, невольно вернувшись к прежним мыслям.

Когда вариант с колдовством отпал, он начал следить за своим приятелем. Было время, когда Фабиан частенько ловил себя на том, что изучает его внешность, когда никто не видит, но и это никак не объясняло неотразимости Эмерика в глазах женского пола. Зато он узнал нечто такое, чего не знал никто и что дружок его тщательно скрывал от всех: его левый глаз немного косил!

Обычно Эмерик следил за собой, успешно скрывая этот недостаток, к которому относился весьма болезненно, но изредка, когда перепивал или задумывался над чем-то и терял контроль над собой, левый глаз его начинал смотреть в сторону, причем иногда весьма сильно, словно пытаясь посмотреть на сидящего рядом соседа, а то и подглядеть за тем, что там делается за спиной! Правда, случалось такое редко, обычно когда веселье было в разгаре, да и везло ему необыкновенно! Так или иначе, а никто, кроме Фабиана, об этом недостатке покорителя женских сердец не знал.

«Впрочем, — осек он себя, — сейчас это уже не поможет».

Иное дело тогда! Как иногда было приятно в шумной компании, в обществе равных себе представителей золотой молодежи Шадизара — общества, куда допускались лишь избранные — отпустить тонкую шутку, невинный намек, понятный лишь им двоим, следя за реакцией приятеля. Наблюдать, как невольно бледнеет его холеное личико, как фальшиво он смеется, удивляя окружающих, как силится поддерживать прежний непринужденный разговор!

Как ненавидел его Эмерик за то, что тот раскусил эту маленькую тайну! Иногда Фабиану казалось, что еще немного, и приятель бросится на него с кулаками, и это доставляло ему немало приятных минут! И, видя это, Эмерик изводил себя бессильной ненавистью — он был готов убить его!

И тут неприятная мысль поразила Фабиана: так ведь эта одноглазая, мерзкая тварь, созданная из костей мертвецов и облеченная поганой плотью его старого приятеля, пыталась убить его! Его! Фабиана! Своего лучшего друга! И она сделала бы это, если бы не Конан, отогнавший тварь!

Его бросило в жар: он вспомнил, что только что едва не Умер!

Он не смог побороть искушение и вновь с ненавистью посмотрел на глаз.

Зрачок злобно уставился на него, пристально изучая. Фабиан зябко поежился. Злость моментально испарилась, навалился страх. Его бросило в жар, мысли лихорадочно закружились.

Что тебе нужно от меня? Ведь ты умер! Я убил тебя! Какое право ты имеешь лежать здесь и недобро коситься на меня?!

Руки его затряслись. И вдруг он почувствовал, что злоба во взгляде валявшегося в пыли одинокого глаза неожиданно сменилась немым укором. Ему даже почудилось, что он слышит голос Эмерика, отвечающий ему: «Зачем ты убил меня? Я не сделал тебе ничего дурного! Я, как и ты, был молод и мог бы жить еще долгие годы! Но ты убил меня! Я отплачу тебе тем же! — Око вновь яростно сверкнуло нескрываемой злобой. — Смотри же на меня!»

Это было невыносимо! Он стиснул зубы и едва сумел подавить стон. Однако остальные, почувствовав неладное, а скорее всего что-то услышав, обернулись.

Фабиан полулежал на диване с побелевшим лицом и выпученными от страха глазами смотрел куда-то на пол перед дверью. Конан слегка поморщился: похоже, этот бравый вояка доставит им больше хлопот, чем пользы. Однако Зита насторожилась.

— Что случилось, Фабиан?

Она подошла к безвольно распластавшемуся в кресле великану и тронула его за плечо. Тот вздрогнул и, посмотрев на нее безумными глазами, указал дрожащей рукой в угол комнаты.

— Он смотрит на меня, — медленно прошептали его по белевшие губы, — следит за нами своим левым глазом. Он всегда делал это, если никто не видел.

Мелия переводила взгляд с него на сестру, не понимая, о чем они говорят. Кто смотрит? На кого? Она перевела взгляд на Конана — тот оставался спокоен. Он просто стоял и ждал, когда Зита успокоит своего слабонервного кавалера и можно будет продолжить прерванный разговор.

Зита проследила за взглядом Фабиана, наклонилась к полу и пошла к двери.

— Что там, сестра? — Мелия хотела подойти к ней, но колдунья подняла руку, жестом останавливая ее.

— Здесь глаз Эмерика.

— Так что ж? — Конан пожал плечами.

— Его нужно убрать отсюда. — Она значительно посмотрела на Конана, желая показать, что, возможно, Фабиана терзают вовсе не пустые страхи. — Между ними могла остаться связь.

— Ну так в чем дело? — Он недоуменно посмотрел на девушку, искренне не понимая ее непонятной озабоченности подобной безделицей. — Выброси эту дрянь, и дело с концом!

— Его нельзя трогать руками, — она покачала головой, — да и девать его некуда — из комнаты нам не выйти. Ты забыл?

Конан шагнул к ней. Его уже начал нервировать этот нелепый разговор.

— Нергалово отродье! Трогать его нельзя! Выйти нельзя! — В раздражении он вынул из-за пояса кинжал и, несмотря на протесты Зиты, наколол на него глаз и бросил в камин. — Больше разговоров!

Покачав головой, Зита заметила:

— Ты храбр, конечно, и сейчас оказался прав, но прошу тебя — не делай больше таких вещей, пока я не позволю! Обещаешь?

Конан посмотрел на нее изучающим взглядом — молодая ведьма нравилась ему, но вовсе не настолько, чтобы потерять голову и давать подобные безрассудные обещания — и неожиданно улыбнулся.

— Обещаю действовать по-своему, но лишь после того, как выслушаю тебя.

И Зита улыбнулась ему в ответ, молчаливо согласившись на предложенный вариант, понимая, что большего от такого человека, как Конан, ей добиться вряд ли удастся, а Фабиан, как ни расстроен был страхом его ум, скрипнул от злости зубами, увидев, что Зита — его Зита! — улыбается варвару так, как имеет право улыбаться только ему.

Тварь замахала руками, пытаясь защитить лицо, но острая сталь вонзилась в глаз. Она схватилась за свой одноглазый лоб, словно это в него угодил нож Конана, и замерла, но через несколько мгновений закорчилась и заизвивалась всем телом, когда пламя очага, гудевшего высоко над головой, коснулось ее плоти, пытаясь пробраться внутрь головы, выжечь мозг, уничтожить.

Тварь каталась по полу от терзавшей ее невыносимой боли и заходилась отвратительным, скрипучим визгом, непохожим на голос ни одного из существ, когда-либо ходивших по земле.

Черное облако застыло неподалеку, не обращая внимания на боль своего создания, на время полностью убравшись из ее сознания, чтобы боль не мешала думать. Пусть эта боль станет ей наказанием за трусость!

Незримый любил боль. Не свою, конечно, но любил, когда ее испытывали другие. Любил доставлять страдания и обожал наблюдать за жертвами. Особенно за теми, кто служил ему. Их он частенько ввергал в муки просто для удовольствия и видел в этом большой смысл: боль заставляла ненавидеть, делала сильнее.

Поэтому его не тревожила боль, испытываемая его тварью. Пусть валяется по полу и копит злобу — это даже полезно. Сейчас важнее другое — второй глаз уничтожен, а это значит, что теперь они не смогут заранее узнавать что замышляют люди, и не смогут подготовиться к их очередному выходу, как то было в прошлый раз, когда его план едва не удался.

Если бы не варвар!

Что ж — его плоть пригодится Незримому… в свое время, а пока нужно подумать о том, как восполнить потерю.

Незримый задумался. Слишком много сил он потерял, и сознание того, что привычные методы стали недоступны, приводило его в ярость. Однако он подавил в себе это чувство. Ярость — привилегия силы, а он теперь слаб, а значит — должен вернуть силы, заслужить право на ярость! И он вернет их! Вернет непременно!

Эти размышления успокоили его, и он подумал, что все не так уж плохо, нужно лишь действовать с умом. Времени у него теперь достаточно — свет Митры не грозит ему здесь, за толстыми стенами дома. В крайнем случае, он может просто подождать, когда люди передохнут от голода. Правда, тогда их плоть окажется потерянной для него, и останется заклятье, удерживающее его здесь. Но это не беда, ведь останется и книга, которую люди прячут в коконе проклятого Затха! Когда с людьми будет покончено, он найдет способ пробраться внутрь, уничтожит книгу и заклятье спадет!

И тогда…

Он станет свободен! Свободен, после стольких веков заточения! Он сможет отомстить и отомстить страшно! Но… для этого надо выбраться отсюда. И он отогнал приятные мысли, чтобы заняться насущными делами.

Итак, его тварь обладает огромными силой и быстротой. Раны, по крайней мере не несущие мгновенной смерти, не опасны для нее, а если нужно, он всегда придет на помощь. Тварь потерпела два поражения, и они должны научить ее многому. В этом он не сомневался — после того, как ее проткнули мечом, она стала гораздо осторожнее! К сожалению, ей нужно подобраться вплотную, чтобы причинить вред человеку.

Но были у нее и недостатки. Тварь оказалась труслива. В этом его убедило второе столкновение, когда при первой же опасности она бежала, и он не смог заставить ее вернуться, сумев лишь убедить обежать здание и напасть на людей сзади.

К тому же она была не слишком умна, а потому в ответственных ситуациях он предпочел бы сам управлять ее телом. К сожалению, для этого ему пришлось бы переселиться в плоть твари, но тогда она сгорела бы слишком быстро.

Сейчас он мог лишь контролировать ее мысли, а руководить поступками имел возможность только на близком расстоянии — чем дальше друг от друга они находились, тем слабее становилась связь. Причем даже это немногое он мог позволить себе лишь в ситуации, когда самому ему ничто не грозило. Конечно, тварь может затаиться, но проклятый варвар слишком осторожен… Здесь опять незаменимыми были его ум и опыт.

Незримый задумался — руководить поступками твари на любом удалении, отдавать беспрекословные команды… Эта мысль казалась удачной, но требовала перемещения части сознания в плоть твари, а это опасно… хотя и заманчиво!

Сам он способен обмануть любого, подманить к себе, но только если человек один и ему никто не придет на помощь, как это случалось уже несколько раз. И он не может находиться на свету, а тварь может!

Ну что же, выход всегда найдется! Незримый знал это. За бесчисленные века жизни он накопил огромный опыт. Он сделает то, что задумал, и кое-что сверх того!

Тварь в углу затихла, и Незримый неслышно наплыл на нее. Тварь замерла, чувствуя, как боль слабеет. И еще она чувствовала, что меняется, но как — пока не знала. Это длилось долго, но сколько, она тоже не знала — вокруг по-прежнему царили тьма и тишина, а внутри блаженство покидающей тело боли. Тварь чувствовала, как наливаются силой мышцы, а мысли становятся глубже и определеннее, суждения тверже, уходит нерешительность, появляется уверенность в себе.

Когда Незримый отступил, тварь почувствовала, что изменилась. Как? Она задумалась. Она больше не чувствовала Незримого хозяином, повелителем. Он стал… частью ее самой! Вернее — она стала его частью. Маленькой частицей большого целого. Они стали больше, чем отец и сын, которых связывает лишь крохотная частица плоти, отданная одним, чтобы появился на свет другой. Их связывало нечто большее — единство духа! Они стали единым существом!

— Ну так что мы будем делать? — Зита вопросительно посмотрела на Конана. С тех пор, как он оказался среди них, она понемногу, сама того не сознавая, начала считать его главным среди них — вожаком стаи — и теперь ждала его ответа, ничуть не сомневаясь, что вожак знает, как поступить в любой ситуации.

На то он и вожак.

Конан небрежно пожал могучими плечами.

— Ты колдунья. Тебе лучше знать, на что способны наши враги и как их победить!

Но девушка покачала головой.

— Да, я знаю, как их победить, но для этого мы должны попасть в подвал. Мы только что попытались сделать это, и Фабиан чуть не погиб. Мы не подумали, что для того, чтобы пробраться туда, мы должны были сперва уничтожить Незримого и его тварь.

…Фабиан с ненавистью посмотрел на Зиту. Дочь шелудивого верблюда решила, что знает все, и повела их за собой! В результате он едва не лишился своей драгоценной жизни! Фабиан чувствовал, как растет его ненависть. К кому? Он переводил взгляд с одного на другого. Ко всем троим! К Зите, которой он, Фабиан, похоже нужен был лишь для того, чтобы взять проклятый камень, а теперь, когда появился чужак, забывшей о нем! К Мелии, которая однажды отвергла его притязания и с тех пор уже не воспринимала всерьез! К проклятому варвару, который спас ему жизнь!

И тут его осенило: ведь варвар хитер. Он ничего не делает просто так. И жизнь ему он спас лишь затем, чтобы унизить Фабиана и тем возвысить себя в глазах обеих сучек! И он достиг своего!

Фабиан закрыл глаза. Теперь он испытывал только страх и похоть, похоть и злость, злость и ненависть, ненависть и страх. Он не знал, отчего так произошло, равно как не задумывался и над тем, что он уже не тот бесшабашный весельчак и балагур, каким был еще вечером.

Новые мысли и желания появлялись у него, и он даже не задумывался над тем, откуда они берутся, а зря. Еще было время, чтобы исправить многое, но неудовлетворенная похоть будила злость, злость порождала ненависть, а страх нашептывал, что нужно быть осторожнее. Так что время шло, и три сестры — Злоба, Похоть и Ненависть — доедали беднягу под бдительным присмотром старшего брата — Страха, и никто, а уж тем более Фабиан, не знал, что это отвратительное семейство работает на Незримого, а он медленно и неотвратимо становится третьим…

У Конана шевельнулось в душе смутное подозрение, и едва он осознал его, как тут же, не раздумывая, воскликнул:

— Кром! Ты бы хоть сказала, что тебе там нужно! Быть может, я найду способ что-то сделать!

Сказав это, Конан посмотрел на Мелию и во взгляде ее прочел надежду и веру в него и что-то еще, незнакомое и очень теплое. Чувство, порожденное этим взглядом, было столь сильным, что он поклялся себе: что бы ни случилось, а ее он спасет непременно! Ее и Зиту!

Зита вздохнула устало и обреченно. Она уже и не думала ничего скрывать от киммерийца, как это было вначале, твердо уверовав, что если им и суждено спастись, то спасет их варвар, случайно оказавшийся в этом доме вместе с ними, а вовсе не ее колдовское искусство.

— Внизу, в тайнике, хранится камень. Он называется Талисман Силы. А в этой книге, — она положила руку на обгоревший фолиант, — заклинание, позволяющее использовать его. Если мы добудем камень, я смогу уничтожить Незримого.

Конан пожал могучими плечами.

— Чего проще. Нужно было просто сразу сказать, что тебе нужно.

Он достал из-за пояса замшевый мешочек и осторожно выкатил лежащий в нем солнечно-желтый шар в вазон, стоящий на столе.

— Этот?

Округлившимися от восторга и изумления глазами девушка смотрела то на Конана, то на камень, не в силах выговорить ни слова. И эти два чувства так разительно изменили ее, изгнав тоскливую безнадежность, что Конан не выдержал и расхохотался.

В безумном порыве Зита бросилась ему на шею, покрывая лицо поцелуями. Ее радость передалась Конану — он обнял ее и закружил по комнате, на время забыв обо всем.

Мелия смотрела на двух счастливцев, и сердце ее сжималось от радости и боли. Она радовалась за сестру, которая нашла себе пару. Достойную пару… Тут она невольно покосилась на безвольно обмякшее в кресле огромное тело Фабиана. Ни мощью, ни статью он, пожалуй, не уступал Конану, но какая разительная разница была между этими двумя молодыми людьми!

Отвага, неустрашимость, напор Конана и безвольное, граничащее с истерикой восприятие любой неудачи Фабианом! А ведь сегодня вечером она едва не пожалела о том, что когда-то рассталась с ним. Воистину сегодня ночь откровений! Ночь горестных открытий и прозрений… Что бы она не отдала, на что бы не пошла за счастье поменяться с сестрой местами!

Но человек, о котором она тщетно мечтала не первый год, которого искала повсюду, о котором грезила, черты которого пыталась отыскать в каждом новом лице, достался другой. В этом была вопиющая несправедливость, но она была лишена возможности даже попытаться исправить ее, потому что этой другой оказалась ее сестра…

Фабиан, по которому только что с таким презрением скользнул мимолетный взгляд Мелии, тоже смотрел на кружащуюся в центре комнаты пару, но мысли его были иными.

Его отношение к Конану обрело четкие черты ненависти, и он почувствовал, что не успокоится, пока не убьет проклятого варвара, доказав тем самым, что он лучше его! И пока не овладеет этой маленькой стервой, приведшей его сюда и с такой легкостью променявшей его на киммерийца. Предавшей его! Этого предательства он не простит им обоим. Еще оставалась Мелия, но что делать с ней, он решит после.

Придя к такому решению, Фабиан почувствовал себя гораздо увереннее, как человек, вдруг ощутивший твердую почву под ногами вместо засасывавшей его мгновение назад вонючей болотной жижи. Теперь, обретя эту уверенность, он вдруг понял, что знает, как ему действовать дальше. Вперед его поведут три сестры, а за тем, чтобы он в пылу борьбы не совершил какую-нибудь оплошность, присмотрит их старший брат.

Вспомнив о том, что они не одни, Зита освободилась из объятий Конана и смущенно потупилась, но почти сразу прежнее чувство взяло верх, и она вновь с восторгом посмотрела на Конана.

— Чего же мы ждем? У нас есть все, что нужно! Конан ободряюще улыбнулся ей.

— Давай, милая, насади эту тварь Нергалу на рога!

Она ответила ему благодарным взглядом и, с воодушевлением схватив книгу, что-то замурлыкала себе под нос, возбужденно перелистывая страницы. Сейчас она покажет ему, что достойна стать подругой великого воина, потому что она ему ровня. Пальчики ее мелькали все быстрее и быстрее, но нужного места не находили.

Она побледнела, впервые почувствовав неладное, и Конан, увидев вдруг, как побелели только что горевшие от возбуждения щечки девушки, а движения из быстрых стали лихорадочными, насторожился.

— Что-то случилось?

И, услышав его голос, Зита растерянно посмотрела на него и почувствовала, как комок подступает к горлу, а на глаза наворачиваются слезы.

— Оно сгорело, Конан…

Ее растерянный взгляд перебегал с него на сестру и обратно. В комнате повисла мертвая тишина. После только что испытанного всеми, не исключая и Фабиана, возбуждения это известие оказалось тяжелым ударом. Оно было крушением всех надежд, вновь возвратив к тому положению, с которого начали — к положению узников, загнанных в западню.

Правда, теперь с ними был Конан! Никто из троих даже не задумывался о том, что он такой же человек, как и каждый из них! Для них он стал единственной надеждой на спасение, могучим воином, силой своей равным богам!

Все трое с надеждой смотрели на него, ожидая ответа, а он молча подошел к столу, бережно поднял вазон, аккуратно наклонил его и, когда камень скатился в подставленный мешочек, затянул тесьму и убрал его на прежнее место, за широкий черный пояс.

Он по очереди посмотрел на каждого и увидел обращенные к нему лица, на которых застыло одинаковое выражение робкой, исчезающе малой надежды. Кром! Да чего же они ждут от него?! Он что — колдун? Что он может поделать с тварью, которую не берет острая сталь, с тварью, лишенной плоти? Да будь он во сто крат сильнее — ничто не изменилось бы!

Он покачал головой и обернулся к Зите.

— Говори, милая, что нам делать — это по твоей части. Округлившимися глазами она посмотрела на Конана, моргнула, и первая слезинка, не удержавшись, скатилась по щеке, оставив за собой влажную дорожку.

— Я больше ничего не могу. Только ты, Конан… — Она не договорила, задохнувшись от слез, но все поняли смысл недосказанного.

Конан пожал плечами.

— Я воин! Я лишаю врага жизни, уничтожая его тело, но я не в силах лишить жизни лишенного плоти! Облеки его во плоть, и, клянусь Кромом, я уничтожу тварь, или пусть Нергал затопчет меня копытами!

Зита тяжело вздохнула.

— Я не знаю, как это сделать, Конан…

— Значит, ты должна найти способ убить его в том облике, какой он носит.

Она подняла к нему залитое слезами лицо.

— Я не знаю, как это сделать, Конан!

— Тогда мы все погибнем.

Лицо ее исказилось гримасой боли, и она простонала навзрыд:

— Я не знаю, как это сделать! Ко-она-ан!!!

Из глаз ее вновь брызнули слезы, которых она не в силах была сдержать. Она бросилась Конану на грудь, тело ее вздрагивало от рыданий. Он гладил ее волосы и, когда она немного успокоилась, сказал:

— Думай, милая, думай. Я готов пробиваться к цели, но ты должна указать мне путь.

Понемногу она приходила в себя. Конан что-то тихонько шептал ей на ухо, но Мелия, с завистью следившая за ними все это время, не смогла разобрать ни слова. Ни единого слова, кроме последней фразы, произнесенной киммерийцем в полный голос.

— Ты знаешь то, что не знает ни один из нас — Он мягко отстранил ее от себя и посмотрел в заплаканное лицо девушки. — Любое полезное нам знание прибавит нам силы.

Она посмотрела Конану в глаза. Губы ее еще дрожали, но во взгляде появилось желание сделать все, что можно. Конан, увидев, что с девушкой, похоже, все в порядке, отошел к столу, налил бокал вина и протянул его Зите.

— Припомни все, что сумеешь. Любая мелочь может оказаться решающей.

Он усадил девушку на диван, а сам устроился в огромном, словно специально для него сработанном, кресле напротив Мелии, сидевшей в углу комнаты на маленьком диванчике.

Он хотел бы поговорить по душам с Фабианом, но тот уснул, сидя в своем кресле, и Конан не стал будить его — пусть выспится. Быть может, сон вернет ему былую уверенность в себе, и он перестанет быть для них обузой?

Зита надолго замолчала, добросовестно выполняя поручение Конана, и Мелия, посмотрев на киммерийца, спросила:

— Как думаешь, Конан, мы останемся в живых? Варвар внимательно посмотрел ей в глаза. Как просто прозвучал ее вопрос! Словно не о собственной жизни и смерти интересовалась она, а о чем-то каждодневном, будничном, не имеющем важного значения. Похоже, с сестрами проблем не будет. На деле они оказались сильнее, чем этот здоровенный, раскисший от страха мужик!

Он еще раз окинул ее внимательным взглядом — не ошибся ли? Но она по-прежнему ждала ответа — спокойная, готовая ко всему. Он понял, что такой девушке нельзя лгать, и ее прямой вопрос требует столь же прямого ответа.

— Не знаю, — Конан говорил медленно, тщательно взвешивая каждое слово, но Мелия настаивала на своем.

— Ты думаешь — мы умрем?

— Не знаю, — повторил он и, увидев, как девушка по морщилась словно от зубной боли, добавил: — Но умирать я не намерен.

— Так ты считаешь, что мы выберемся, — она все-таки хотела получить однозначный ответ.

— Не знаю, — в третий раз повторив свою фразу, Конан улыбнулся и на сей раз решил не ограничиваться ею, — но время работает на нас.

Мелия удивленно посмотрела в глаза варвару, ища в них подтверждения родившейся в ней надежде. Она-то считала, что чем дальше, тем тяжелее становится их положение. Время, проведенное в этом доме, превратилось для них в сплошную цепочку неудач и потерь. Трагических, как смерть несчастного Эмерика и появление в доме этого Митрой проклятого творения Сета — Незримого! А враг их, наоборот, становится все сильнее — теперь он не один, а значит, сделался вдвойне опаснее! И вдруг Конан заявляет, что все происходит наоборот!

Ее не могло удовлетворить такое объяснение, и Конан понимал это.

— Вспомни, когда кто-то из вас вызвал его в наш мир, что произошло!

Мелия кивнула.

— Я думала, он развалится на куски.

— Может быть, так и случилось бы, если б не ограждающее заклятье, — на мгновение Конан задумался, — но когда его втащили в дом, и он начал охотиться за нами, то не стал ломиться сквозь стены, и даже нашу неуклюжую баррикаду он развалил не с первого раза.

— Ты хочешь сказать?..

— Он становится слабее, — Конан кивнул, — а сейчас мы сидим в коконе, который, по словам Зиты, он способен распороть как подушку, а он даже не пытается достать нас, хотя цель его именно такова. Говорю тебе: он теряет силы, и ему неоткуда их восполнить!

Конан видел, что почти убедил ее, но остатки сомнения еще боролись с его доводами.

— Но ведь и мы теряем силы! Вскоре мы почувствуем голод и жажду, и чем дальше, тем будет хуже. Быть может, понимая это, он и не торопится рваться внутрь, не желая тратить силы понапрасну?!

— Пусть ждет, — Конан равнодушно пожал плечами, — меня это вполне устраивает, потому что я ждать не собираюсь. Как только Зита закончит свои поиски, мы выйдем отсюда, потому что лучшая защита — это нападение! События развиваются слишком быстро. Уверяю тебя, мы не успеем умереть от жажды, а когда выйдем, тогда-то он и поймет, что потратил время даром, а мы нет, но будет уже поздно.

— А ты уверен, что и он не рассуждает так же?

«Не глупа и красива, — Конан посмотрел на нее с невольным уважением и тут же одернул себя, — да что там — умна и прекрасна, словно богиня, спустившаяся в мир людей!» Такого сочетания Конан еще не встречал — обычно красота исключала ум, которым Митра не слишком щедро одаривал женщин.

— Не уверен. Именно поэтому и не отвечаю тебе, что мы наверняка останемся живы.

— А если сестра ничего не найдет, что мы будем делать, когда выйдем?

Конан равнодушно хмыкнул. Для него подобного вопроса не существовало.

— Мы займемся тем, чем, как думает Незримый, занят сейчас он.

— Что же это?

— Охота.

Некоторое время Мелия молчала, пораженная. Он что, с ума сошел, этот не знающий страха воин?

— Как же мы станем охотиться на него? Ведь ты сам говорил, что не можешь лишить жизни лишенного тела!

— Верно, — согласился Конан, — но вторая тварь вовсе не бесплотна! Уничтожив ее, мы нанесем Незримому серьезный урон! — Он немного помолчал. — Но нужно быть готовыми к тому, что он немедленно захочет отомстить. Это нужно использовать.

— Но, насколько я понимаю, лишь в том случае, если Зита найдет способ избавиться от него самого? — Она вопросительно посмотрела на Конана.

— Это было бы просто здорово! — Он кивнул. — Тогда нам останется лишь прикончить тварь.

Она удивленно посмотрела на киммерийца. Он говорил об этом так, словно знай он, что делать, и исполнение задуманного уже не представляло бы ни малейшей трудности! А ведь он производил впечатление человека умного и не хвастливого, значит, отвечающего за свои слова!

— А если нет? Не кажется ли тебе, что рано или поздно, ослабленный или нет, но он доберется до нас. Сперва до меня, Зиты, Фабиана, А под конец и до тебя, как бы ты ни был силен и уверен в себе!

— Кром! Я же сказал тебе, женщина, что не могу гарантировать победы, но надеюсь на нее! Уже сейчас он не пытается прорваться сюда, хотя и может! А может, уже не способен на это?! Но даже если просто экономит силы, то мы можем постепенно ослабить его настолько, что он не сумеет вырваться из умно устроенной ловушки.

— Что за ловушка? — Мелия вдруг, сама не зная почему, так разволновалась, что щеки ее вспыхнули, оттенив пронзительную черноту бездонных глаз. Она чувствовала, что это не пустые слова, не попытка успокоить напуганную девушку, и сердце ее взволнованно забилось.

— Ты хочешь от меня слишком многого! — Он пожал могучими плечами. — Нужно найти место, из которого он не сможет выбраться.

— Но что это за место? — не унималась Мелия.

— Спроси у сестры, — отрезал Конан. Как ни прекрасна была девушка, как ни приятно было ее общество, но разговор надоел ему, и он решил поставить точку.

Зита обернулась к ним в тот момент, когда Мелия, сердито нахмурившись, исподлобья посмотрела на киммерийца, но промолчала. Если бы это был кто-то другой, ему дорого обошлась бы подобная бесцеремонность, но это был он, и девушка смолчала, быть может впервые в жизни.

— О чем вы тут спорите? — Зита улыбнулась Конану так, словно между ними уже было что-то, словно был он ей ближе, чем все остальные. Конан почувствовал, как сильнее забилось его сердце, удивился и обрадовался этому.

— Мы не спорим, сестра. — Мелия заметила этот взгляд, но никак не выдала своих чувств. — Мы ждем, что ты нам скажешь. Ты нашла, что искала? — По сияющему лицу девушки и так было видно, что ей есть что сказать. — Ну? Не мучай нас, милая!

Она радостно кивнула, но тут же помрачнела.

— Да. Я нашла подходящие заклинания. К сожалению, их всего два, и одно из них не очень полезно, а второе очень опасно. — Она посмотрел на Конана, словно извиняясь перед ним за свою, ведомую лишь ей одной, провинность.

— Стоит ли говорить об опасности в нашем положении? — усмехнулся он. — Говори лучше в чем дело.

Однако Зита не торопилась, словно обдумывая в последний раз то, что собиралась сказать.

— К сожалению, бесполезное могу использовать только я, а опасное только ты…

Мелия закусила пухлую губку. Вон оно как все обернулось — два спасителя несчастных пленников! А она-то строила из себя благородную дуру, не решаясь соперничать с сестрой, позабыв о простой истине — в любви каждый сам за себя!

Впрочем — это даже хорошо, что не она сделала первый шаг на этом пути. Как бы все теперь ни обернулось, но ей не в чем будет упрекнуть себя.

Она посмотрела на Конана, но тот явно не думал сейчас о подобных тонкостях, он смотрел на сестру, ожидая ее объяснений, и уже начинал терять терпение.

— Говори!

— Хорошо. — Она наконец решилась. — Тогда я начну с бесполезного: я могу обострить свою чувствительность — зрение, слух, ощущение опасности, малейшие колебания воздуха или температуры не останутся незамеченными, ну и кое-что еще.

— А ты не могла бы и нам добавить чувствительности, сестра? — Мелия обворожительно улыбнулась Конану, и он улыбнулся в ответ, в душе прокляв все на свете — это надо же было выбрать момент! Никогда он не понимал женщин и никогда не поймет!

Зита тоже почувствовала иронию в вопросе сестры, но то ли не поняла ее смысла, то ли предпочла не заметить.

— К сожалению, нет. Для этого необходимо обладать определенными навыками, которые не получишь за короткое время. К тому же повышенная чувствительность слишком усилила бы наше восприятие друг друга, а это принесло бы больше вреда, чем пользы.

Последняя фраза, быть может и непреднамеренно, получилась двусмысленной, но Мелия предпочла понять ее по-своему и довольно улыбнулась. Все складывается как нельзя лучше, нужно только действовать с умом и не торопить события.

Конан думал над сказанным Зитой, лишь краем уха слушая их мудреный обмен любезностями и не очень-то вдаваясь в его смысл, лишь еще раз убедившись в своем мнении: странный народ — женщины. Даже теперь, когда беда в двух шагах, они не могут угомониться!

— Это вовсе не бесполезно. — Конан говорил только о деле. — Когда мы выйдем отсюда и начнем охоту, ты сильно поможешь нам. Теперь второе. Говори!

Он вопросительно посмотрел на маленькую колдунью. Та вздохнула и ответила таким взглядом, словно он был уже покойником. Киммерийца это ничуть не тронуло, но Мелия почувствовала неприятный холодок в груди и, побледнев, нервно облизнулась.

— Я могу погрузить тебя в Очарованный Сон, и ты Увидишь в нем ответы на все вопросы, но в иносказательной форме. — Она посмотрела на киммерийца, убеждаясь, что он понял ее правильно и продолжила: — Плохо то, что понять такие ответы порой не менее сложно, чем самому ответить на вопрос, но это единственный способ даже не узнать, повторяю, а попытаться узнать, где спрятана смерть Незримого.

— Ну так давай свой сон! — Конан предпочитал не раздумывать излишне долго, когда представлялась возможность получить преимущество над врагом.

— Подожди, я еще не все сказала! — заторопилась вдруг Зита, словно он мог сам, без ее помощи, уйти в этот сон, не получив ее последних наставлений. — Сон не так прост. Все, что ты увидишь во сне, станет для тебя явью: ты будешь любить и ненавидеть, нападать и спасаться бегством. Но сон богаче яви, в нем возможны любые превращения, толь ко что защищавший тебя в бою друг, обернувшись врагом, может всадить тебе нож в спину! Во сне ты будешь сражаться и побеждать, но и тебя могут убить, и тогда душа твоя отправится на Серые Равнины, и ты никогда не проснешься…

— Все мы когда-нибудь отправимся на Серые Равнины, — равнодушно ответил варвар, — но, конечно, хотелось бы, чтобы это случилось как можно позже.

— Хорошо, — кивнула Мелия, — предположим, ты узнаешь, как уничтожить Незримого. Что мы будем делать дальше?

— Убьем его, — спокойно ответил Конан, и Мелия по качала головой, но на этот раз ничего не сказала. Она поняла наконец, что такой уж он, этот варвар, принимающий жизнь, как она есть, не делая трагедии из возникающих проблем, вместо этого спокойно сметая их с пути. Однако и поняв это, она не смогла не заметить:

— Ты говоришь так просто, словно за стеной нас ждет не демон, вызванный из мрака небытия, а полуживая от старости и побоев собака!

Конан кивнул — ему понравилось это сравнение.

— Примерно так, но если уж говорить о собаках, — он улыбнулся, — я сказал бы несколько иначе — он бешеный пес, хоть и подслеповатый, и с наполовину выбитыми зуба ми, но все еще смертельно опасный затаившейся в нем заразой! Его укусы смертельны, и быть может, мы все по гибнем, пытаясь уничтожить эту тварь — на все воля Митры, и пути его никому не ведомы. Но, зная, что нужно сделать, мы вольны будем выбирать: идти к победе, рискуя погибнуть в бою, или дожидаться смерти здесь, в тишине и уюте!

Зита досадливо поморщилась.

— Я согласна с тобой, но, как и сестра, хочу знать, как ты собираешься действовать.

— Об этом бессмысленно говорить сейчас. Вот когда я увижу свой сон, тогда и станем думать. Быть может, и думать будет не о чем.

Конан посмотрел на спящего Фабиана и пожалел, что тот оказался такой трусливой бабой, и подумал, что, быть может, сон поможет и ему тоже?

А Фабиан вовсе не спал. Он раскинулся в кресле, неотличимый от неподвижного трупа, и слушал, о чем они говорят. Иногда он приоткрывал глаза и смотрел на них, с возрастающим раздражением осознавая, что они не только не смотрят, но даже не вспоминают о нем.

Его притворство оказалось очень полезным. Он понял, что потерял Зиту, причем в тот момент, когда начал испытывать к ней нечто большее, чем простое влечение. То же можно было сказать и о Мелии. Для него не осталось незамеченным, что ее вежливое равнодушие, которое он ощущал на протяжении всего вечера, пропало! Холод во взгляде уступил место искреннему интересу. У Фабиана даже мелькнула надежда, в которой он сам себе боялся признаться, но вот появился этот Конан и разрушил все! Проклятый варвар отобрал у него обеих!

Видя, какими глазами смотрят на киммерийца обе девушки, Фабиан испытывал настоящие муки ревности, от которой желание обладать Зитой, или Мелией, или обеими только усиливалось, а злость росла. И вдруг он со всей отчетливостью понял, что выход прост.

Конан нарушил его планы, значит, Конан должен умереть, и тогда все вернется на круги своя! Но только сделать это нужно осторожно, иначе можно остаться не только без женщины, но и без жизни. И пора прекратить играть роль труса, иначе он настолько опротивеет им, что и смерть варвара ничего не исправит.

Незримый еще не мог дотянуться до сознания человека, тем более сквозь паутину Затха. Воздействие на тонкие струны души, контроль мыслей — все это предполагало близкий контакт, но сильные инстинкты, дергавшие за эти струны, были ему доступны, в особенности потому, что раз уже покорились его неодолимой воле. Была еще женщина, до сознания которой он тогда же сумел добраться, но она оказалась сильнее духом и слабее телом. К тому же на ней не было крови сожранного им человека, а значит, через паутину контакт невозможен.

Ему очень хотелось поскорее добраться до мыслей человека, чтобы узнать планы остальных — это дало бы ему огромное преимущество, но рисковать Незримый не желал. Для такой роскоши, как риск, сил оставалось слишком мало, и он действовал наверняка.

Невероятная цепочка бед обрушилась на него, подобно горной лавине, беспощадно выдирая, отрубая, отсекая порции силы.

Сперва его вырвали из собственного тела, едва не уничтожив при этом, и мощь его уменьшилась неизмеримо, но он все еще был могуч. И тут же, не успел он прийти в себя и осмотреться, как его бесплотную суть, только-только начавшую сбрасывать с себя обжигающе когтистые лапы боли, едва не сожгли окончательно, протащив сквозь всепожирающее пламя пентаграммы.

И вот он стал обычным духом, из тех, что пугают людей по ночам, высасывают из их тел души, чтобы стать сильнее. Правда, он способен вернуть себе прежнюю мощь, но для этого нужно выбраться в большой мир, существующий для того, чтобы отдать ему свою силу.

Но он здесь. Чтобы стать прежним, ему нужно совсем немного — забрать силы пятерых, запертых с ним в доме. Одного он уже получил, осталось четверо, а он стал един в двух лицах и мог одновременно находиться в двух местах, но скоро их будет трое!

Трое на трое!

Правда, люди все еще смертельно опасны для него, хотя и не знают, как им действовать. Жаль, что он не может сам напасть на проклятого варвара, который слишком быстро понял, как обезопасить от него себя и других! Зато это может его меньшая часть! Если бы он сумел в решающий миг оказаться рядом, чтобы соединиться с его плотью, человека ничто бы не спасло! Но все-таки риск останется, а потому он поступит мудрее: завладев третьим, нанесет удар в спину. Единственный удар, который решит все!

Торопиться не к чему. Нужно разжечь в человеке страсти, крепко держа при этом на удавке страха, а когда душа его заполыхает огнем, тихо и незаметно пробраться внутрь, поразвлекаться, управляя этой куклой, считающей себя человеком, внушить чуждые ему мысли, которые он станет считать своими, и в конце концов выставить из тела прежнего хозяина, а еще одну свою часть поселить на его месте.

С двумя оставшимися девушками проблем не будет — в этом он не сомневался. Рано или поздно у них кончится вода и еда, нечем будет заправлять лампы, сгорят все свечи и факелы… Ему придется просто немного подождать, но что такое несколько дней ожидания после веков, проведенных в заточении!

Он улыбнулся бы своим мыслям, если б было чем, и замер в углу коридора. В противоположном конце застыла в неподвижности его меньшая часть. Оба следили за дверью. Оба ждали, когда она откроется. Время для них не имело значения, а ждать им предстояло долго, потому что Конан спал…