"Александр Терентьевич Кононов. Повесть о верном сердце " - читать интересную книгу автора

Розовая пыль клубилась на дороге. В пыли сверкнули серебряные спицы.
Ну конечно, это Шпак ехал на своем велосипеде.
Шпаком звали в округе учителя Шпаковского из местечка Ребенишки. У
него до августа свободная жизнь - школа закрыта, - он и ездит повсюду,
счастливый. Вот кому можно позавидовать!
Только бабушка, увидав в первый раз велосипед, сказала с укоризной:
- Какая ж это езда? Один зад, прости господи, сидит, а ноги-то
бегают.
Ну, это потому, что бабка отреклась от мирских радостей.
Кто не отрекся, тот такой езде позавидует, пусть даже ноги и бегают.
Шпаковский пропылил было мимо колодца, но увидал Гришу, затормозил и
соскочил с велосипеда. Он попрыгал на длинной ноге в штанине, заколотой
внизу булавкой, и хитро прищурился:
- Сеньор, родитель ваш дома?
Вот всегда он так разговаривает.
Гриша ответил неласково:
- Давеча в саду был...
Шпаковский вытер лоб белым платком, вынул из пиджака, из верхнего
карманчика, гребешок и со вкусом, не торопясь расчесал свои казацкие усы.
- Тогда произведем рекогносцировку.
Зачем Шпак говорит эти непонятные слова? Скорей всего, в насмешку над
Гришей.
Счастливый, он повел за собой свою великолепную, сверкающую машину. А
за садовой изгородью уже показался отец с граблями в руках. Он весело
потряс над головой картузом - радовался приезду гостя.
Вот уже и самоварной трубой гремят в сенях у Шумовых. Это мать
готовится угощать Шпаковского.
Странная дружба была у отца с учителем. Образование было у них
разное, и судьба разная, и родом они были из разных мест, а задушевный
разговор могли вести друг с другом хоть до вторых петухов и договаривались
до того, что мать начинала кричать на отца: "Не нашего это ума дело!"
Теперь отец с гостем усядутся за стол и начнут долгую беседу, а Грише
тогда останется одно: сидеть в углу тихо до самой ночи. А потом идти
спать. Скучное дело!
Нет расчету идти домой.
Закат разлился над лесом еще шире. Вот уже хлопнул пистолетным
выстрелом пастуший бич: гнали стороной стадо к хлевам. В воздухе сразу
запахло пылью и молоком. А из сада сладко и грустно потянуло резедой.
Как-то пустынно стало вокруг. Гриша побрел к амбарам.
Там стояли у плетня большой Минай и еще один работник арендаторов
Пшечинских - старый Винца, похожий своими серыми бакенбардами на портрет
царя Александра Второго, - портрет этот Гриша увидал в прошлом году в
Ребенишках; потом подошли и женщины: Тэкля в накинутом на голову теплом
платке, старая Пшечиниха, кухарка Анфиса. Да и голенастая Катя, "гусиная
пастушка", была тут же. Ну, значит, и Гриша спокойно мог подойти к
плетню - не прогонят.
Винца курил коротенькую трубочку и не торопясь рассказывал о чем-то.
Он говорил по-русски, только иногда сбивался на латышский язык, да еще -
уж очень любил такие слова, как "непременно".
- И вот приехал этот барон на... как это сказать... тыр-гус,