"Григорий Иванович Коновалов. Истоки (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

его. Сгоревшие или еще дымившиеся деревни и городки, раздавленные танками
пушки, исковерканные, опрокинутые машины у дороги, остовы самолетов,
напоминающие скелеты фантастических птиц, - все это говорило его опытному
глазу о стремительном наступлении немцев и тяжелом поражении русских. Все
чаще попадались уже начавшие распухать на жаре трупы убитых. Немецкие
похоронные команды выискивали среди них своих и хоронили на пригорках.
Новенькими, аккуратными крестами белели эти пригорки. Трупы русских
стаскивали в ямы, обливали мазутом и сжигали. Смрадный дым оседал жирной
копотью на цветах, на ветвях деревьев. Покинутые бежавшими хозяевами
коровы, уже какие сутки не доенные, одичали от боли. Они бросались к
людям, помня, что те доили их когда-то. Одна большерогая, с белым пятном
на лбу, с безобразно распухшим выменем, увязалась за машиной фельдмаршала.
Дурной рев ее перекрывал звук клаксона. Охранники-автоматчики застрелили
корову.
Сплошными потоками шли на восток машины всех марок, везли к фронту
снаряды, оружие, солдат в касках. Катились штабные автобусы, вместе с
военными ехали гражданские чиновники, хозяйственные руководители. На всех
лицах играли улыбки, все громко говорили или распевали песни, пиликали на
гармошках. И это веселье затихало лишь в те минуты, когда попадались
навстречу раненые, ехавшие в санитарных машинах или стоявшие у дороги.
Зато при встрече конвоируемых пленных сыпались насмешки и слышался дружный
гогот. Ни пожары, ни убитые не могли заглушить веселья солдат. Они на
ходу, на машинах или на танках, пили вино, играли в карты, ругались,
баловались, иногда на остановках устремлялись в поселки, били стекла,
тащили в сараи или рощу кричавших женщин, стреляли в собак, ловили кур и
гусей. Никто, наверное, не думал о смерти или ранении.
Весело было не только молодым и беспечным солдатам, но и пожилому
фельдмаршалу Хейтелю, хотя по складу характера этот ученый-математик, до
педантизма аккуратный, ставивший превыше всего организацию и дисциплину,
не имел склонности к живым, непосредственным чувствам. Хейтель был не
просто генерал, а генерал прусский, генерал кайзеровской школы, соратник и
ученик Секта и Людендорфа, дальний родственник Мольтке-старшего. Если бы
даже и не было на нем фельдмаршальского мундира, фуражки с высокой тульей
и кокардой, белых перчаток на сухих, узких и сильных руках, все равно в
нем сразу же признали бы генерала: в крупной, осанистой фигуре, в гордом
поставе головы, в твердом, холодно-надменном взгляде, в каждой каменной
складке лица сказывалась та особенная прусская порода нерассуждающих
аристократов-военных, которая ни в одной стране так четко не обособилась,
не откристаллизовалась, как в Германии.
Смысл своей жизни Хейтель видел в войне, потому что он, как и
Зейдлиц, Манштейн, Вейхс, Гудериан, Рундштет, Бок и Кейтель и многие
другие генералы и адмиралы из семей военных, существовал для войны. Как
для произрастания зерна необходима земля, вода и воздух, так для полноты
жизни Хейтеля нужна была война. И это он усвоил с детских лет. В его замке
и в городском особняке висели портреты предков, и все эти предки были
военными. Прадед служил у Фридриха Великого, дед вместе с Мольтке и
Шлиффеном разгромил французов у Седана, отец окружил армию Самсонова в
Мазурских болотах. Сам Вильгельм Хейтель был правой рукой генерала
Гофмана, командовавшего трехсоттысячной оккупационной армией, занявшей
западные губернии молодой Советской России. И тогда в Бресте он упрямо