"Григорий Иванович Коновалов. Как женились Чекмаревы (Повесть) " - читать интересную книгу автора

могилки, так и не поняв, кто они и для каких целей родились. Павел
гордился, как боевой заслугой, тем, что ушел на комсомольскую работу,
закончив последний курс экстерном, в то время как Николай Рябинин высидел
до последнего дня, потом поступил на литейный заводик.
Во власти Гоникина было забронировать техника Рябинина в первые дни
войны, по он не сделал этого из опасения, что тот откажется. Да и не
стоила овчинка выделки, бронируют тех, без кого Родина не может обойтись и
в дни войны, и в дни мира. И потому, что, вернувшись с фронта по ранению,
Рябинин не зашел к Гоникипу, а попытался сам поступить на прежнюю работу,
Павел догадался, что война ничему не научила его. На всякий случай Гоникин
предупредил руководство завода насчет бдительности. И когда Рябинину
отказали, он изматерил начальство и ушел кочегарить на электростанцию.
Гоникин не спускал глаз с Рябинина.
- Выкладывай, Павел, - велел Асрапасий.
- Я привык резать правду в глаза, - сказал Гопикин.
Криво и горестно усмехаясь, как бы уморившись удивляться человеческой
глупости, он монотонно припоминал Рябингшу: позволял себе делать
декларации о войне с таким размахом, будто по меньшей мере он верховный.
- Тоже мне мудрец волостного масштаба! - уже с горячностью лично
оскорбленного сказал Гоникин.
Сам он с семнадцати лет на руководящей работе, бывал близок к
руководству высокого уровня, знал многое о людях, обычно скрываемое ими,
по никогда пе позволял себе сулить о положении дел в целом. А этот Рябинин
рассуждает о каких-то промахах командования, ищет виноватых:
почему бои идут в излучине Дона и немцы рвутся к Волге?
- Ну и что, что рвутся? Все по плану идет. Если бы даже были промахи у
пас, то может ли трепаться о них человек... если он не дерьмо собачье? - с
холодным гпевом закончил Гоникин.
Он неотрывно глядел на черную повязку на глазу Рябинина, из-под которой
сочились слезы. Как-то в детстве он глядел-глядел на чирей на скуле
сестры, мучимый состраданием и отвращением, и вдруг ударил кулаком со всей
силой. Обнимал сестру, плакал вместе с нею, терзаясь ее болью. И сейчас он
подавлял острое болезненное желание приподнять черный кружок на тесемках:
что там?
Гоникину полегчало в груди от внезапной догадки: не ранением ли в
голову объясняется горькая странность Рябинпна? Догадка эта была
одновременно грустная и примиряюще-спасительная: жалко было человека, и в
то же время контузия уводила от бесповоротной моральной гибели. Уж лучше
патологическая, чем идейная причина утрлты личности.
- Николай, а голова не очень болит? Bce ли ты помнишь, что говоришь? -
ласково намекал -Гоникип на открытые им пути примирения, - Все помню: ни
одной гениальной мысли не пришло в голову.
- А ты согласен с тем, что отступник преступнее врага: оп познал правду
и все же от нее отрекся. Я совсем не тебя имею в виду.
- Зачем же тогда говоришь это мне?
- Я знаю, что и когда говорить мне. За всю мою жизнь я ни минуты не
сомневался в правоте нашего дола.
И уж приказ расхлопать труса я выполнил бы...
- Поменьше о себе, Павел, кто ты таков, мы знаем, - сказал Игнат.
- Говорил ведь ты, Рябиыпн, будто случается так, что