"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автора

однажды увидел Игоря Малярова. Пухлый молодой человек оказался комсомольцем,
как и предполагалось, и что-то со знающим видом объяснял кучке пенсионеров.
Я этого умничанья не понял и решил, что, судя по подобным лидерам, комсомолу
в нашей стране пришел полный конец. Пухлый Маляров никак не был похож на
персонажей фильмов о комсомольцах первых советских пятилеток. Недавно
Маляров умер, и это определенным образом его очистило. Смерть всех рано или
поздно очистит и подравняет. И бедных, и богатых, и комсомольцев, и
националистов. Никто не сжульничает - все мы рано или поздно сдохнем.

5. Партия

Я переехал на Филевский парк, к Антонине Ивановне, знакомой моей
тетушки. Прекрасная пожилая женщина тетя Тоня имела настоящую московскую
семью - мужа-пенсионера и демократа, впадающего в нерегулярные запои, и
сильно пьющую дочку Таню, которая мыла поезда на Киевском вокзале и общалась
духовно с полными бомжами, хотя когда-то закончила Бауманское училище, имела
прописку, хорошее жилье и многие другие блага коренного обитателя столицы
нашей Родины.
Тетя Тоня была божьим человеком и решила вовсе не брать с меня денег.
На новом месте я первым делом высыпался от души и именно по этой причине не
попал на демонстрацию 1 мая 1993 года. Вечером раздался из зала истошный
вопль деда-демократа:
- Ишь, хулиганы чего устроили - драка какая, ОМОНовца задавили
насмерть! Давить их надо, Борис Николаевич! - шипел дед воображаемому
Ельцину прямо в линзу кинескопа.
И как я мог проспать такой знаменательный день в жизни страны! Досада,
да и только.
В тот день московская милиция решила пошутить с несколькими тысячами
демонстрантов и то тут, то там начала перекрывать движение людей. Люди не
поняли, не на шутку удивились и вступили в бой с силами правопорядка.
ОМОНовцы били ветеранов войны, старух и прочих лиц, подвернувшихся под руку.
Я целиком и полностью был на стороне демонстрантов. Иначе не могло и быть,
для левой оппозиции слово "Приднестровье" было важной темой идеологической
войны с Системой, сложившейся после 1991 года в верхах политической власти
страны. Ельцин и все его сподвижники являлись для меня олицетворением сил
Мирового Зла, уничтожившего мою Родину. Приднестровье же на территории
бывшего СССР имело славу оплота красно-коричневых, реваншистских сил. Там не
громили памятники Ленину, а регулярно возле них фотографировались и
возлагали цветы. Конечно, оказавшись в Москве, я мог примкнуть только к
силам, симпатизировавшим молодой Республике. И не я виноват, что именно эти
силы оказались "красно-коричневыми".
Вечером я отправился на Киевский вокзал купить палку копченой колбасы.
Колбаса у хохлов, оккупировавших все поезда своими мясными поставками, была
куплена и принесена домой. Ценность она представляла собой огромную - после
потери работы я перешел на одни пакетные супы, которые просто до омерзения
уже достали. Колбасу я положил на стол и ушел мыть руки. Это была чудовищная
глупость. Спустя минуту, зайдя на кухню, я услышал жуткое шевеление,
метание, урчание - это три огромных, жирных тети Тониных кота рвали на куски
мою надежду и радость. Вечер был навсегда испорчен.
Я сидел в подавленном настроении и слушал стенания деда о том, как он