"Николай Коняев. Власов: два лица генерала " - читать интересную книгу автора

прошла армия от той самой знаменитой Красной Поляны, откуда немец уже
собирался обстреливать Москву из тяжелых орудий. Видели мы Власова в общении
с бойцами на "передке" и в тылу с прибывшим пополнением. Говорил он много,
грубовато, острил, сыпал прибаутками. Литсотрудник "Красной звезды"
Александр Кривицкий записал: "При всем том часто поглядывал на нас,
проверял, какое впечатление производит: артист!". Власов то и дело упоминал
имя Суворова, к месту и не к месту. От этого тоже веяло театром, позерством.
Кстати,это заметили не только мы " (выделено нами. - Н.К.).
"Не только мы" - это, вероятно, еще и Илья Григорьевич Эренбург.
Верный своей концепции, что вся мировая история совершается возле него
и он "должен присутствовать при поворотных моментах в судьбах известных
людей, Эренбург смещает в своих воспоминаниях встречу с Власовым на тот
мартовский день, когда генералу позвонил Сталин, вызывая его в Ставку за
назначением на Волховский фронт.
Однако, если не обращать внимания на эту особенность творческой манеры
Эренбурга, надо признать, что портрет Власова, созданный Ильей
Григорьевичем, - едва ли не самый удачный и точный во всей литературе о
Власове.
"Пятого марта 1942 года я поехал на фронт по Волоколамскому шоссе.
Впервые я увидел развалины Истры, Новоиерусалимского монастыря... Я поехал
через Волоколамск. Возле Лудиной горы в избе помещался КП генерала А.А.
Власова.
Он меня изумил прежде всего ростом - метр девяносто, потом манерой
разговаривать с бойцами - говорил он образно, порой нарочито грубо и вместе
с тем сердечно. У меня было двойное чувство: я любовался и меня в то же
время коробило - было что-то актерское в оборотах речи, интонациях, жестах.
Вечером, когда Власов начал длинную беседу со мной, я понял истоки его
поведения: часа два он говорил о Суворове, и в моей записной книжке среди
другого я отметил: "Говорит о Суворове, как о человеке, с которым прожил
годы..."
О чем Власов мог говорить с Эренбургом?
Конечно, ему хотелось заинтересовать влиятельного журналиста, но вместе
с тем ему нужно было показать себя генералом, и он слегка поддразнивал
уважаемого Илью Григорьевича.
Как и всякий русский человек, воспитанный в православии, Власов не был
антисемитом. Даже оказавшись в Германии, он не отказывался [49] работать там
в "Вермахт пропаганде" с учеником Николая Ивановича Бухарина евреем Мелетием
Зыковым...
И вместе с тем настороженность и насмешливость по отношению к евреям
присутствовали во Власове всегда.
В похожем на донос рапорте бывший адъютант Власова майор И.П. Кузин
"осветил" и эту черту характера своего начальника.
"За время моего наблюдения за Власовым в 20-й армии я убедился, что он
терпеть не мог евреев. Он употреблял выражение "евреи атаковали военторг" и
т.д., и он форменным образом разогнал работников военторга по национальности
евреев. Власов говорил, что воевать будет кто-либо, а евреи будут писать
статьи в газеты и за это получать ордена".
Так что, принимая во внимание и эту черту характера Власова, можно
понять, с каким удовольствием поддразнивал Андрей Андреевич Илью
Григорьевича.