"Николай Коняев. Власов: два лица генерала " - читать интересную книгу автора

боеприпасов должны были отходить, бродить по лесу... Вышли на полянку,
помощник начальника штаба по разведке впереди, за ним - командир полка и я,
за нами весь состав.
Только стали проходить полянку, наткнулись на засаду противника,
раздался автоматно-пулеметный огонь. Все повалились в снег. Смотрю, высоко
на елке сидит фриц и стреляет. Я прицелился, выстрелил, он перегнулся на
бок, а второй раз у меня заело затвор. Рядом боец Коледа. Говорю:
~ Стреляй в него еще раз.
Он стрелял, тот только пошатнулся. Понял, что он привязан. Все стали
стрелять по другим кукушкам и точкам.
Затихло. Двинулись вперед. Но противник открыл артминометный
заградительный огонь, так что все летело вверх. Продвигаться было нельзя, и
пришлось повернуть в другую сторону. Противник преследовал нас.
Так мы ходили, петляли по лесу. На третьи сутки многие бойцы опять
спали на ходу. Пришлось назначать более сильных, которые заснувших,
сбившихся с дороги затаскивали назад, на дорожку. Запаса продуктов никакого
не было. Боеприпасы вышли. Люди бессилели и мерзли.
Через четверо суток остановились, зажгли костры, на которых бойцы
начали гореть. Протянув руки к огню, человек уже не чувствовал, что они
горят. Загоралась одежда, и человек сгорал.
На одном из горевших осталось только полваленка, и он уже без сознания
брал в руки снег и бросал в огонь. Приказали тушить огни и оттаскивать от
них бойцов. Через пятеро суток совсем обессилели, стали падать и мерзнуть.
Ночью остановились, и я тоже обессилел и упал. К счастью, из пяти
человек, отправленных мною через линию фронта (трое разведчиков и двое
моих), двое вернулись. Из них один мой боец - пожилой светло-русый Зырянов.
Он дал мне сухарь - грамма четыре. Я съел и встал.
Б это время немцы нас блокировали с двух сторон и открыли огонь.
Завязался бой. Собрали у всех последние патроны для группы прикрытия и стали
отходить из-под обстрела. Немцы - за нами в преследование. Мы отошли
километра два, повернули обратно, обошли отряд немцев и вновь вернулись на
это место.
Объявили, что идем на пролом к своим. Была холодная ночь. Перешли
железную дорогу недалеко от станции. Видим, у немцев горит громадный костер
и огонь, как будто дом горит. Немцев много, стоят вокруг него, греются. Мы
прошли около них метрах в семидесяти без единого выстрела. От огня они,
видимо, не видели нас.
Пришли на свои исходные позиции к Спасской Полисти. Сходили за кашей,
которой в кухне наварено было много, а нас вернулось мало. Каши ели, кому
сколько влезет, хоть два котелка, а Гончарук, большой и тихоповоротный, съел
полное ведро каши. Все удивились. А у него все прошло благополучно. [69]
В полку опять оставалось мало, несколько десятков человек. Нас
направили на формирование. Комполка поручил мне сопровождать пятерых, слабых
и обмороженных. Мы отстали и двигались самостоятельно.
Шли по фронтовым, кое-где разграбленным дорогам. Уже ночь. Видим, в
стороне от дороги огонь и шалаш. Зашли. Там живут дорожники - пожилые
солдаты, очищающие от снега дороги. Они накормили нас консервным супом. Для
нас, не евших супа с лета, он показался деликатесом. Впервые за зиму
ночевали не на снежной постели, а в шалаше на ветках, в тишине, как говорят,
как в раю.