"Лев Копелев. И сотворил себе кумира..." - читать интересную книгу автора

где-то скинули царя. Откуда скинули? С престола - большого золотого кресла,
под золотым двуглавым орлом?
Няня плакала и крестилась. Мама ахала, ломала руки и кричала:
"Немедленно в город, в город, на станцию!.."
Мы уехали на станцию за двенадцать верст от деревни и жили там
несколько дней в маленькой комнате вчетвером: мама, няня и мы с Саней; потом
приехал отец и отвез нас в Киев к маминым родителям. Тогда он и рассказал о
событии, которое потрясло меня больше всего.
За несколько дней до крика "царя скинули" ощенилась Милка - папина
охотничья собака, шоколадная, с большими молочными пятнами, мягкими,
длинными вислыми ушами и добрыми блестящими глазами. Щенята были слепые,
крохотные, дрожащие и до слез милые. Я и впрямь ревел, упрашивая маму и няню
взять их, когда мы уезжали. Мне говорили, что нельзя, они еще слабенькие,
вот подрастут, тогда будешь играть с ними. Первое, что я спросил у отца -
"как поживают Милкины детки", и услышал ужасную весть - они погибли. К отцу
зашел его приятель - богатый хуторянин Петр Охримович Добрывечир, а позднее
несколько крестьян пришли во двор [18] и просили кухарку вызвать папу. Мама
вскрикнула: "Они хотели тебя убить!" Папа зло: "Дура, они пришли
советоваться с агрономом." Но Добрывечир испугался крестьян, побежал
прятаться в кладовку и в маленьких сенцах нечаянно затоптал щенков...
...Революция - это скидывание с трона открыточного царя и еще нечто
более яркое, но стыдное - голый зад усатого Лещинского, которого порют
косматые дядьки, и, наконец, страшное, горестное: растоптанные щенята.
Был май. Мы собирались на дачу. Зимние пальто засыпали нафталином,
зашивали в старые простыни и длинные белые коконы висели на стенах квартиры,
заставленной корзинами и чемоданами; веселая предотъездная суета длилась
два-три дня. Утром одного из этих дней я проснулся от сильного гула. Окно
шумно распахнулось, со стены сорвался белый куль - зашитое пальто - и упал
на мою кровать. Мама и няня, бледные, быстро одевали нас. Мама кричала -
"бежим в подвал". Грохот повторился, задребезжало разбитое стекло. Мы бежали
по черной лестнице, в подвале толпилось много людей, горели свечки.
Маленькие подвальные оконца затыкали подушками. Пахло сырыми дровами.
Какой-то незнакомый бородатый в шинели говорил: "Немцы тикають... На Думской
площади уже Антанта с Петлюрой..."
Потом оказалось, что были взорваны пороховые склады. Немцы оставались в
городе до поздней осени. Мы жили на даче в Дарнице, в лесу стояли немецкие
пушки. Там я наконец увидел офицера в каске с пичком, как на картинках. Он
даже приходил к нам на дачу и гулял под руку с маминой младшей сестрой,
тетей Тамарой; он позволял мне трогать его саблю, длинную, светлую, с
блестящими полосками на ножнах. И сам он был длинный, светлый: блестели
очки, пуговицы, серебряные погоны.
Осенью вокруг озабоченно говорили, что немцы уходят и придет Петлюра;
это имя звучало все чаще. Моему брату Сане было три с половиной года, он
отличался флегматичностью; только начав произносить "р", он старался всюду
вставлять полюбившийся звук. Однажды Саня с необычным возбуждением закричал:
"Мама, смотрри, там Петррюра пошра. В боршой боршущей шляпе!" [19]
Высокая дама в очень большой круглой шляпе с птичьими перьями и в
длинном узком платье шла по тротуару, смешно семеня мелкими шажками. Этот
возглас Сани надолго стал одним из семейных анекдотов.
Но я в то время уже знал, что Петлюра это не женщина, а злой атаман. С