"Полина Копылова. Virago" - читать интересную книгу автора

- капитан похоронил в кулаке не самую добрую свою улыбку: он не любил,
когда женщины расспрашивали о море. Сейчас начнется - про сирен да про
морского черта...
- Я просто думаю, мессер капитан, что по здравому рассуждению там никак не
может быть Индий.
- И что же там может быть по здравому рассуждению?
- По здравому рассуждению там должна лежать суша, такая же большая, как
здесь, но никак не Индии, потому что иначе в мире не будет равновесия. И
что это за мир: переплыл море, да сразу Индии.
- Ваше здравое рассуждение весьма любопытно, мона Алессандрина, - снизошел
до одобрения капитан, - вы, верно, не чужды космографии.
- По правде сказать, я рассматриваю карту более, как картину, и сужу о
ней, как судят о картине. Старые полотна, как известно, полны
несоразмерностей, ибо живописцы не были еще столь искусны в изображении
жизни и вещей. Возможно предположить, что наши космографы еще пока
несведущи и неискусны, потому и карты несоразмерны, и Индии по их воле
помещаются в двух неделях пути на Запад.
- Лик земной начертан Богом, что может быть соразмернее? А мы знаем лишь
малую часть этого лика. Что может муравей знать о роще, в которой у него
муравейник?
- Худо быть муравьем. Маленький, раздавят. По осени дождем зальет, по
засухе лесным пожаром пожжет.
Капитан вспомнил сгоревший свинарник и заулыбался:
- По вашим словам выходит, что и человеку не лучше: чумой заболеешь -
помрешь, проказу подхватишь - заживо сгниешь, в ненастье градом посевы
повыбьет, в усобицу все добро пожгут и пограбят.
Тут заулыбалась мона Алессандрина.
Туман совсем исчез, и до самого окоема разостлалась зеленая, словно бы
отдыхающая от людских страд и сует земля.
Капитан искоса присматривался к моне Алессандрине.
Мона была при гербе и свите, не дурна собой, белоручка, и, стало быть,
дворянка, да не из бедных. Но по речам судя - кортезана или дочь
кортезаны, готовая приняться за материнское ремесло - дворянки впросте
говорят редко, и еще реже снисходят до бесед с капитанами галер. В
сомнение вводило ее родство с сиятельным послом мессером Федерико
Мочениго, но мало ли "племянниц" делят с "дядюшками" кров и ложе? Как бы
там ни было, но капитану, человеку учтивому, кой-что на своем веку
читавшему и даже весьма прилично знавшему латынь, лицо и разговор ее
пришлись весьма по нраву. Он подосадовал, что почти весь долгий путь до
Кастилии мона Алессандрина из-за непогоды провела в каюте.
В облаках проступили голубые промоины. Села с колокольнями стали
попадаться чаще, а по отлогим берегам зазмеились тропки и стежки.
Капитан рассказывал моне Алессандрине моряцкие побасенки, в меру сил
стараясь придать им вид книжных фацетий. Мона смеялась - там, где, по
понятиям капитана, смеяться и полагалось.
В числе прочего капитан рассказал ей о торнадо, исполинском столпе из
ветра, земли и воды: ему случилось однажды видеть, как такой вихрь
разметал флотилию алжирских пиратов. Неспешно шествуя по линии окоема от
одного корабля к другому, окутанный водяной пылью торнадо подхватывал их
сужающимся охвостьем, чтобы через миг рассыпать вокруг себя веером черных