"Полина Копылова. Бессмертный диптих" - читать интересную книгу автора

королей-завоевателей. И судьбе же лучше виден я сам - так что реши она
изменить мою жизнь, я смогу ясней различить ее знаки.
Два раза я думал, что моя жизнь изменится. В первый раз я принял за
знак щедрый излишек орехов, которые жалко было отдавать крабам: те могли
чрезмерно размножиться, вслед за тем расплодились бы создания, кому крабы
являются пищей, а потом орехи бы закончились, и берег покрылся бы телами
умерших с голоду зверюшек... Печальное зрелище. Поэтому я отвез излишек в
большую приморскую деревню на материке и сбыл там задешево перекупщикам в
надежде, что последуют новые знаки. Но знаков не последовало. Во второй раз
едва ли не половину моего острова залило чудовищной волной, пришедшей среди
ясного дня из открытого моря. Я опять отправился в приморскую деревню и
лечил там раненых: многих швырнуло водой на деревья и на камни. И вновь
ожидание других знаков оказалось тщетным. Когда деревенские жители
опомнились от страха и раны их затянулись, я уплыл обратно, с трудом правя
лодкой: ее до краев наполнили дарами, и смертельно обижались, когда я
пытался отказаться.
Почему же, все познав и охладев душой к миру, я думаю, что моя судьба
недоосуществлена? Признаться честно, я покривил душой. Три материка легли на
моем пути, и я исходил их по дорогам и бездорожью. Но, словно белым венцом,
наш мир увенчан четвертым материком, и ходу туда нет ни мне, ни кому-либо
другому из смертных. Там, на скалистых, глубоко иссеченных заливами берегах,
обитает бессмертие. О Крае Бессмертия я запретил себе думать - как будто его
нет. Однако он существует, и время от времени высылает внимательных
молчаливых посланцев.
Мой народ верит в судьбу. Судьба сама по себе лишена обличья. Оно ей не
нужно - она обретает лицо, осуществляясь в человеке. Но я знаю множество
народов, что изображают богов подобными себе, только сильнее и краше. Более
всего бессмертные подобны людским богам: они прекрасны телом, высоки
разумом, способны читать и внушать мысли, насылать страх или страсть.
Я запрещаю себе думать о них, ибо неистовая любознательность терзает
меня подобно неразделенной страсти.
Но ни один из людских кораблей, что ушли к берегам бессмертных, не
вернулся. А все войны с ними велись до того, как была изобретена
письменность, и мы знаем о них только из легенд и сказаний.
Одно время меня занимало сравнение сказаний разных народов. Наилучшую
память о войнах с бессмертными сохранили жители Севера, в их числе и мои
соотечественники. Из их песней я, слово за словом, вылущивал правду, и она
приводила меня в удивление.
Самой удивительной была способность бессмертных восстанавливать
утраченные в бою части тела: за недолгое время они могли вырастить новую
кисть руки взамен отрубленной. Отрубить бессмертному голову, видно, никому
не удавалось.
Другим чудом были плавучие ледяные острова - узкие, до блеска
отполированные водой, с клиньями парусов, туго натянутых на реи из китовых
костей. В легенде, понятно, говорилось о "костях чудовищ", но никаких иных
чудовищ, кроме китов, в северных морях нет. Каждый остров нес до ста кожаных
палаток по четверо воинов в каждой.
Ледяные острова не подходили к берегам: силой парусов их удерживали на
расстоянии во избежание мелей и рифов; чтобы достичь берега, воины
пользовались узкими лодками с костяным же остовом.