"Афанасий Лазаревич Коптелов. Точка опоры (Роман в двух книгах) " - читать интересную книгу автора

- Что, что? - Наборщик всполошенно бросился к нему. - Что там такое?
Неужели?..
Острая обида, - первый блин комом! - необычайно взволновала Владимира
Ильича. Вскочив на ноги, он ткнул пальцем во второй абзац средней колонки:
- Читайте. Вот отсюда. Читайте вслух.
- "Отодвигают ее..."
- Вы тут сразу проглотили две буквы. Смотрите в оригинале:
"Отодвигают же..." Так? Первая погрешность, с которой нельзя примириться.
Читайте дальше.
- "Отодвигают эту задачу, во-вторых..."
- А где "во-первых"?
У Блюменфельда щеки стали пунцовыми. Перед другим редактором он бы
вспылил: "Не такая уж это крупная... И с кем не бывает...", но сейчас у
него перехватило горло, и он чуть слышно проронил:
- Наверно, можно... сократить где-нибудь.
- Ни одной буквы, ни одной запятой! Извольте найти выход из
положения...
Рау, принявший случившееся близко к сердцу, поспешил к ним с оттиском
последней страницы:
- Мне думается, легче всего сократить вот здесь, а в самом конце
полосы поставить поправку.
- Видимо, это единственный выход, - согласился Владимир Ильич,
подавляя огорчение. - Но ведь неизбежна остановка машины. И газета сегодня
не выйдет. А завтра сочельник, послезавтра рождество...
- Обещаю завтра, - заверил Рау взволнованного редактора.
- Я надеюсь. - Ульянов пожал руку типографа выше запястья, а про себя
сказал: "Вперед наука. Ни строчки без последней корректуры!"
Блюменфельд расслабленно присел на угол стола для верстки полос и
утер платком лицо: "Теперь, чего доброго, и со вторым номером не
разрешит..."
- Я вынужден отложить свой отъезд, - сказал Владимир Ильич типографу
и наборщику, - пока не прочту с машины последних полос. Но вы, пожалуйста,
без излишней спешки. К вечеру? Это приемлемо.
Предпраздничный ночной поезд был переполнен, - немцы спешили к родным
с рождественскими подарками. Ульянова притиснули к стенке вагона. Он,
чувствуя себя неуверенно в баварском диалекте, ни с кем не вступал в
разговоры. Смотрел на оконное стекло, косо заштрихованное дождем.
Из Мюнхена он сразу же напишет в Цюрих, обрадует Аксельрода: "Сегодня
газета должна быть готова". Пожелает ему поскорее отделаться от инфлуэнцы.
Подпись поставит: "Ваш Petroff. Павел Борисович знает все его
псевдонимы.


5

На ближней кирке глухо и отрывисто звонил чужой колокол. Будто не
литой, а кованый. Даже с трещинкой. И в этом праздничном благовесте не
было ничего похожего на разливистый колокольный гул, знакомый с детства.
Владимир Ильич открыл глаза. Сквозь запотевшее окно в комнату
пробивался унылый рассвет.