"Владимир Кораблинов. Холодные зори" - читать интересную книгу авторадорогие и крепкие, на подоконниках вечно курились ароматные свечки, а кухня
от жилых покоев отделялась множеством переходов и проходных горниц. Приятен был русский дух в городском доме Антона Родионыча, а уж на Лысой-то горе, на даче... - Приезжайте-ка, батюшка, с утра да на весь день, - сказал Михайлов. - Такие погоды стоят, загляденье! Про девок про моих и не говорю, вот-то рады будут... Никитин выехал со двора спозаранку, еще и семи не было. Утро сияло веселое, майское. В двадцати шести церквах города благовестили к обедне. Над палисадниками Троицкой слободы висели синие облака самоварного дыма. Сладко пахли цветущие яблони. И душа предвкушала радость не только нынешнего дня, но и всей той жизни, какая еще впереди. Эта предбудущая жизнь обещала обернуться праздником. Сейчас он именно так хотел думать - легко и доверчиво, решительно зачеркнув все сомнения. А их еще вчера было великое множество. Как, например, преодолеть ту магическую черту, по одну сторону которой - Наташино дворянство, генерал-папенька, весь порядок жизни (с лакеями, дворовой челядью, со всем тем, без чего на Руси ни одна барская семья не живет), а по другую - он, воронежский мещанин, недоучившийся семинарист, его обывательский домишко на Кирочной с грязным, непросыхающим двором, с вечной толчеей мужиков, лошадей, телег... С пьяным батенькиным куражом... Нуте-с? Намедни де-Пуле: Засылайте сватов, да и с богом... Никитин тогда ужаснулся: как можно! Сватов... Но вот дивное утро, за Троицкой - зеленые луга, речка блеснула затейливым изгибом, невидимая точка звонкого жаворонка затрепетала в высоком небе. Что за простор необхватный! Что за несказанная красота! И усмехнулся, вспомнив совет милого рассудительного де-Пуле. И произнес явственно: - А почему бы и нет? - Чаво? - обернулся извозчик. - Денек, говорю, благодатный, - как глухому, закричал Никитин. - Ну, прямо-таки лето! - Да лето-то лето, - согласился извозчик, - а зори холодные. Как бы часом цвет не побило... Старик Михайлов возился в саду. В затрапезном кафтанишке, в стоптанных сапогах с рыжими голенищами, он мало чем напоминал того всегда тщательно и даже франтовато, по-европейски одетого важного господина, которого чуть ли не весь Воронеж знавал, раскланяться с которым всякому бывало лестно, а пожать руку почиталось за великую честь. - Господину городскому голове! - помахал картузом Никитин. - Жаждущего путника чайком не угостите ль? - Иван Саввич, батюшка! Вот радость так радость! Полою кафтана Михайлов вытер руки, трижды расцеловался с Никитиным и |
|
|