"Владимир Кораблинов. Холодные зори" - читать интересную книгу автора

повел его в дом. И все сокрушался: такой гость дорогой, а девицы все, как на
грех, укатили в город, и придется, видно, бесценному Ивану Саввичу поскучать
с ним, стариком...
А Никитин подумал, что это и к лучшему, что не будет суеты и шума, не
будет альбомчиков, которые обязательно стали бы подсовывать барышни, чтоб
сочинил на память сколько-нибудь строчек.
- Полно, милый друг, - сказал он, - у девиц свои дела молодые, а мы,
старики, и без них проведем время отлично. Ведь этакая красота кругом! Не
наглядеться...
Дача стояла на самом обрыве. Деревянный балкончик, где они чаевничали,
висел над бездной. Далеко внизу излучина реки сверкала переливчатой рябью, а
дальше - простор русской земли, белоперые облака, легкий, прозрачный туман
по самому краю полей.
- Под большим шатром голубых небес... - умиленно сказал Михайлов. -
Какими еще другими словами выразишь эту нашу красоту!
Чай "лянсин" славился не крепостью заварки, но ароматом, пить его было
наслажденье; медицина признавала его также как средство, бодрящее и
улучшающее желудочную деятельность. Кроме того, "лянсин" способствовал
застольному собеседованию друзей. Впрочем, Антон Родионыч и без того был
говорун.
После чая он повел Ивана Саввича показывать свои новые акварели. Ему
особенно цветы удавались, и то, что увидел Никитин, было действительно
недурно. Особенно скромный букетик подснежников в глиняной карачунской
махотке.
Затем неугомонный старик потащил гостя в сад, в бело-розовый бурун
цветущих деревьев. Там была тишина, жужжанье пчел, прозрачный переклик
иволги.
Садовник, щуплый старичок с розовым личиком купидона, вытянулся перед
господами и неожиданно густым басом гаркнул:
- Здррравия жалаим!
- Ну что, служба, - спросил Михайлов, - как прикидываешь, убережем
цвет-то? Что-то зори сумнительны.
- Это верно, - согласился купидон, - зори сумнительные... Нонче чагу
станем жечь, авось пронесет господь.
- Боже, как хорошо! - прошептал Никитин.
- Это что, вот поближе к вечеру соловьев послушаем... Их тут у нас тьма
темная!
Михайлов хвалил соловьев, толковал о предстоящем строительстве железной
дороги, чугунки. Вспоминал друзей - Второва, Придорогина, Милошевича, - вот
время было!
- Золотой век-с, - печально вздохнул.
- Одних уж нет, а те далече,. - сказал Никитин.
И снова подумал о Наташе - как она там, в своем Высоком, где весна
голая, потому что еще и сада нет, а только тощие хворостинки с
бирками-дощечками, на которых генеральской рукой выведены карандашом
названия яблоневых сортов. И снова, как утром, твердо решил, что сделает
формальное предложение. "Не могу без вас! - так прямо и скажет. - Решайте
же, радость моя!"
Он даже мысленно не смел назвать ее на "ты".