"Владимир Кораблинов. Холодные зори" - читать интересную книгу автора

Обедали в саду рано, по-деревенски. Беседа сперва текла не
обременительно - о книгах, о поэзии. Да что поделывает Иван Саввич, да чем
новеньким собирается осчастливить почитателей.
Цензуру поругали. Вспомнили недавние мытарства злосчастного
"Семинариста": уж чего бы, кажется, а вот, поди же, полгода держали.
- А "Кулак"! А "Кулак"! - вскочил Михайлов. Он достал с полки
дарственный экземпляр поэмы, по его особому заказу переплетенный в дорогой
синий сафьян, и попросил Никитина вписать на полях шестнадцать зачеркнутых
цензурою строк: "Меж тем, по улице широкой..." - и так далее.
Вот тут-то разговор перекинулся на события, развернувшиеся в деревне
после знаменитого манифеста.
- Жгут помещиков-то... - Михайлов понизил голос, словно кто-то их мог
подслушать. - Да ведь и как не жечь!
Он сам вышел из крепостных, мужицкие беды были ему близки и понятны.
- В Приваловке, слышно, бунтуют, в Хаве...
- Помилуйте, да этого и надо было ожидать, - раздраженно отозвался
Никитин. - Чего ж вы хотели? Человека средь бела дня грабят, как же,
скажите, ему не отбиваться!
- Да, да, - сокрушенно кивнул Михайлов.
И подумал с тревогой, что коль этак и дальше пойдет, как бы и салотопки
его не разнесли под горячую руку. "Солдатиков, видно, придется попросить у
его высокопревосходительства... Не миновать, придется... Так-то верней дело
будет".
И неловко оборвалась, угасла беседа.

День тянулся весенний, долгий.
Вскоре после обеда из города приехал михайловский приказчик, и Антон
Родионыч ушел с ним в дом. Из распахнутых окон долетали обрывки разговора о
каком-то новом котле, который надобно доставить на завод, о лошадях для
перевозки этого котла, и где их достать, и сколько потребуется. Монотонные
звуки голосов прерывались сухим пощелкиваньем счетных костяшек и частой
божбой приказчика: "Да лопни мои глаза! Да чтоб мне..."
Никитин устал от долгого дня, от яркого солнечного света, от
разговоров. Ему вдруг прохладно показалось в тени под яблонями. Он отыскал в
саду открытую полянку, прилег на самом солнцепеке, закрыл глаза.
И враз явилась она, Наташа, он почуял ее запах, запах свежевыглаженного
платья, каких-то, ею одною употребляемых духов, похожих на робкий аромат
белых цветочков повители... "Да, да, - задремывая, подумал Иван Саввич, -
нечего, конечно, тянуть. Вот поеду и сразу же объяснюсь... ах, милая!"
Он проснулся оттого, что озябли ноги.
Солнце закатывалось за верхушки деревьев. По темным низам сада
пластался беловатый дымок и пахло как-то едко, неприятно. "Чагу жгут, -
сообразил Никитин. - Вот ведь странно, такой жаркий день стоял, а к вечеру
как похолодало..."
Пришел Михайлов.
- Ну и спали ж вы! - сказал восхищенно. - Хотел было разбудить к чаю,
да не решился.
- Какой чай! - замахал руками Никитин. - Ко двору пора. И так боюсь, не
злоупотребил ли нынче свежим воздухом...
- Да чашечку одну! - упрашивал Михайлов. - Самовар на столе. Смоковки