"Владимир Кораблинов. Кольцо художника Валиади" - читать интересную книгу автора

которому рвутся фашисты, уезжать немедленно. События могли развернуться с
невероятной стремительностью, но приходилось ждать, когда Лизушке хоть
немножко полегчает, хоть в себя-то она придет... И так шло время, а болезни
и конца не виделось.
Однажды под вечер к Валиади заехал предгорисполкома Приходько. Они
сидели за столом, накрытым грубой холщовой скатертью. В синем кувшине
пламенели огромные оранжевые листья клена. Бессвязно бормоча что-то, за
стеной тихонько стонала Лизавета Максимовна.
- Николай Николаич, - очень как-то серьезно и дружески сказал
Приходько, - вам, милый человек, уезжать надо...
- Неужели все кончено? - спросил Валиади.
- Ничего не кончено! - рассердился Приходько. - Начинается только... Но
город, вероятно, сдадим... вот какая штука.
Валиади задумался.
- Итак? - поглядел из-под очков Приходько.
- Да, конечно, - вздохнул Валиади, - не оставаться же с немцами. Но
когда, скажите, надо собираться?
- Чем скорее, тем лучше. Хоть завтра.
- Это невозможно, - Валиади нахмурился. - Очень уж плоха... Слышите?
Приходько прислушался, покачал головой.
- Вас будет сопровождать врач.
- Боюсь, не вынесет. Хотя бы на недельку отсрочить... Ведь еще не
поздно будет?
Приходько развел руками.
- Будем надеяться, - сказал он. - Но готовиться надо ко всему.
Ежечасно, - добавил, помолчав.
И, пообщав заглянуть на днях, уехал.
На другой день Валиади, как всегда, проснулся очень рано. Еще только
разгорался восток, еще и птицы за окном молчали. У Лизаветы Максимовны к
утру спал жар, она спала. Тихонько, стараясь не потревожить ее сон, по
деревянной, скрипучей лестнице Валиади поднялся в мастерскую.
Это был просторный мезонин с дощатыми некрашеными стенами, со скошенным
потолком и громадным окном. Десятки картин, этюдов, набросков, папки с
рисунками, несколько древних - черных, со страшными в золотых венцах
ликами - икон; лошадиный череп на шесте, рогожные половики, - все
громоздилось в кажущемся беспорядке; именно в кажущемся, потому что для
самого художника это был отличный порядок, наилучшее размещение вещей,
наилучшее, правда, для него только, но ведь он-то и был здесь хозяин. Над
дверью висел довольно большой, похоже - поддужный, колокольчик, от которого
тянулся длинный алый шнур - вниз, к кровати больной жены.
Валиади распахнул створку окна. Свежий ветерок потянул со двора
холодным ровным вздохом. Из-за крыши соседнего дома сверкнул яркий, с
золотым ободком круг красноватого солнца. Густая, тронутая осенней рыжинкой
листва старой березы вмиг оказалась продырявленной ослепительными кружочками
света. И сразу дерево ожило, встрепенулось, сразу в нем заворочались,
засвистели, защелкали проснувшиеся птицы, и от поднятой ими возни вдруг
стало шумно, весело и даже как будто еще светлее.
Очень стара была береза. Может быть, раза в три старше самого Валиади.
Когда, двадцать пять лет тому назад, он поселился в этом доме, береза была
такой же, как и сейчас.