"Владимир Кораблинов. Столбищенский гений" - читать интересную книгу автора

- Обидели детку? - раздался за его спиной насмешливый голос.
Чаркин обернулся. Перед ним стоял директор дома отдыха. Маленький,
седоватый, поблескивая очками, в неизменном своем офицерском потертом
кителе, заложив за спину руки, директор, улыбаясь, поглядывал на Чаркина.
- Неглупый ты человек, Чаркин, а ведешь себя по-дурацки.
Чаркин сопел, молчал.
- Руки-то у тебя золотые, - продолжал директор, - ты ведь, может быть,
гений в своем роде, а? Верно говорю?
- А ну вас к свиньям! - озлобился Чаркин. - И со всеми вашими
разговорчиками! Я - что, трогаю вас? Чего вы ко мне привязались?
- Чудак! - пожал плечами директор. - Кончал бы ты, Чаркин, эту свою
лавочку... Иди ко мне, семь гривен гарантирую... Ну?
Чаркин длинно выругался и поплелся прочь. К вечеру он уже снова был
хорош. И не помнил, ни как его выпроваживали из чайной, ни как очутился он
под навесом пожарного сарая.
- Умники! - сплевывая, ворчал, ворочаясь под бочкой. - Дирехтора... так
вашу!
В это самое время к сараю подошли Пушкин и двое приехавших делегатов.
- Дядь Мить! - крикнул Пушкин. - К вам гости!
- Какие еще гости? - сердито отозвался из-под бочки Чаркин. - Вот
погоди, вылезу - ухи оболтаю...
- А то быдто! - нахально ощерился Пушкин, прячась за гостей. - Один
такой-то грозился, да в яму свалился!
- Ах ты...
Кряхтя, охая, с превеликим трудом выбрался Чаркин из-под водовозки и
оглядел мутными глазами сарай. У входа, не заходя под навес, стояли два
незнакомых человека.
- Товарищ Чаркин? - вежливо приподнимая белый картуз, спросил
молодой. - Извиняйте за беспокойство, мы к вам...
- Давай, друг, делись опытом, - сказал старик в шапке. - Веди,
показывай свои достижения...

"Ах, батюшки, стыд какой! - ведя гостей, сокрушался Чаркин. - Люди
бознать откуда ехали, какое беспокойство, принимали, а он - вот тебе: с
похмелья башка трещит, морда вся в подтеках небось... Дулины синяки, поди,
еще не слиняли... ай-яй-яй! И как, скажи, все одно к одному набежало..."
Проходя мимо сельского клуба, он засуетился, заизвинялся, усадил
приезжих на зеленую скамейку, а сам метнулся в низенький белый флигелек, на
крылечке которого красовалась синяя вывеска: "Парикмахерский зал". И пока
толстый, вечно сопящий и пахнущий луком и мылом Мартирос скоблил его грязную
седую щетину, все косился на себя в зеркало и ахал: под глазом
желто-зеленый, в два пятака подтек, царапина во всю щеку, да вроде бы и
клочка волос возле уха не хватает...
Когда пришли на реку и приезжие принялись разглядывать лодки, у Чаркина
все время одна мысль из головы не шла: вот станут эти двое его угощать - как
бы опять не нагрузиться; знал он, что нехорош бывает во хмелю, и не хотелось
ему перед чужими срамиться. Да ведь еще и то принять во внимание: как же он,
знаменитый теперь человек, может оказаться в таком, прямо сказать,
неприличном виде? К нему опыт перенимать приехали, как бы учиться, что ли, а
он...