"Бойл Т.Корагессан. Восток есть Восток " - читать интересную книгу автора

самоубийственный прыжок за борт. Береговая охрана прекратила поиски в
открытом море после того, как двое свидетелей, оба из творческой колонии
(Рут была немного разочарована, что ее имя не названо), сообщили, что
видели, как беглец выбрался на берег в юго-восточной части острова Тьюпело.
Власти ведут расследование. Есть основания полагать, что преступник вооружен
и опасен.
Газету буквально рвали из рук - ведь это было самое большое событие на
острове со времен эпидемии свинки; все жаждали подробностей. Номер и так
пришел с опозданием, через два утра после ночного эпизода в проливе. Рут и
Саксби успели дать по телефону интервью репортерам из "Атланта конститьюшн",
"Саванна стар" и ежеквартальника "Тьюпело бриз", побеседовать со специальным
агентом Иммиграционной службы Детлефом Эберкорном, с окружным шерифом
(в местном произношении "шерф"), а также с неким мистером Сикумой из
Нью-Йорка, президентом Общества японо-американской дружбы. Мистер Сикума
рассыпался в извинениях и благодарностях, поздравил их с "успешным
опознанием" матроса Танаки и уверил, что юный моряк, хоть и нездоров
психически, значительного ущерба нанести не может.
Вообще-то Рут понравилось быть в центре внимания. С самого появления в
"Танатопсисе" она чувствовала себя не в своей тарелке. Наверное, ее
парализовало общество знаменитостей, все эти Питеры Ансерайны и Лоры
Гробиан. А может, еще больше пугало Рут присутствие ровесников и ровесниц,
что воскрешало в памяти горький опыт студенческих лет. Ну и особые отношения
с сыном хозяйки, разумеется, тоже не могли остаться вне поля зрения деятелей
культуры. Они наверняка сплетничали и злословили. "Рут Дершовиц? Что это еще
за фифа? Она что-нибудь написала? Да ей и не нужно писать - это новый трофей
наследничка". Рут вела себя тихо, ни с кем не конфликтовала, старалась
держать язык за зубами. Легкий треп за коктейлем с соседом справа, с соседом
слева - и не более, никаких серьезных разговоров. Ходить по этой, пока еще
зыбкой, почве она только училась.
Но в ту ночь, когда они с Саксби вернулись с моря, Рут не удержалась.
Было поздно, третий час, и свет горел только в бильярдной второго этажа. Они
взбежали по лестнице, прыгая через две ступеньки. Рут едва поспевала за
длинноногим Саксби, тащившим ее за руку. Когда добрались наверх, Рут уже
совсем запыхалась. Она обвела взглядом деревянные панели, люстру,
светильники по углам, тупо поморгала, словно приходя в себя после глубокого
сна, и наконец разглядела присутствующих. Никаких сюрпризов, все те же
жертвы бессонницы.
Там был Ирвинг Таламус, сидевший у ломберного столика и нервно
перебиравший пальцами, изо всех сил стараясь не поднимать глаз, чтобы не
выдать противнику, какая у него карта. С ним сражался поэт по имени Боб,
очень серьезный молодой человек, выпустивший сборник в весьма солидном
издательстве. Боб был похож на торговца пивом, а вовсе не на доцента
университета Эмори, каковым в действительности являлся. Рядом, рассеянно
почесываясь и посасывая диетическую кока-колу, сидела Айна Содерборд,
плечистая квадратнолицая блондинка из Миннесоты, писавшая таким стилем,
словно у нее последняя стадия белой горячки. В углу, погруженная в извечное
метрономическое безмолвие, склонилась над книгой пучеглазая композиторша. У
ярко освещенного бильярдного стола застыла панк-скульпторша в кожаных шортах
и просторной, как балахон, майке.
Прежде чем кто-либо из присутствующих успел поздороваться или хотя бы