"Бойл Т.Корагессан. Восток есть Восток " - читать интересную книгу автора

то хромой и с палкой. Еще он был в джинсах, с серьгой в ухе, ужасно грязный
и волосатый (грязным и волосатым отец оставался при любой версии). Такой
грязный, что у него в ушах можно было репу выращивать. Хиро не знал, чему
верить. Отец превратился в чудище из сказки: утром - великан ростом до
небес, вечером - мальчик с пальчик. Следовало бы расспросить мать, но той не
было на свете.
Достоверно Хиро знал следующее. Некий американский хиппи, в лохмотьях,
в кругленьких очках, все пальцы в перстнях, приехал в Киото постигать дзэн и
заодно научиться играть на кото. Как и все американцы, он был лентяй,
любитель кайфа и разгильдяй. Вскоре молитвы и медитация ему наскучили, но он
продолжал слоняться по киотоским улицам в надежде научиться хотя бы бренчать
на кото. Тогда он поразил бы Америку своим открытием, как "Битлз", вывезшие
из Индии ситар. Парень, само собой, играл в рок-группе - во всяком случае, в
прежний период своей жизни, - и в кото его больше всего привлекала
несуразность этого инструмента. Пяти футов в длину, с тринадцатью струнами и
передвижными колками, кото издавал звуки, подобных которым нашему хиппи
слышать не приходилось. Этакая диковинная мычащая цитра размером с
крокодила. Разумеется, надо будет подключить электричество, положить эту
хреновину на стол, вроде педальной гитары, и получится в самый раз: дергаешь
плечами, мотаешь нестриженой башкой, отчаянно молотишь по струнам - публика
просто обалдеет. Но играть на кото очень трудно, без учителя никак. Нужен
заработок. Хиппи сидел без работы, без денег, студенческая виза подходила к
концу.
Такова была ситуация, когда в его жизни появилась Сакурако Танака.
Мать Хиро была умненькая, даже очень умненькая - кончила школу с
прекрасными оценками, могла бы поступить хоть в Токийский университет.
Хорошенькая, милая, живая и при этом полная неудачница. Ни в Токийский, ни в
Киотоский университет идти она не пожелала. Сакурако не хотела работать в
"Судзуки", "Мицубиси" или "Куботе". Еще решительнее отказывалась она
посвятить свою жизнь кухне и детским пеленкам. Она мечтала только об одном,
и эта неистовая мечта терзала ее острее лютого голода, а по ночам лишала
сна: Сакурако жаждала играть американский рок-н-ролл. На сцене, с
собственной группой. "Хочу играть песни Буффало Спрингфилда, "Дорз",
"Грейтфул дед" и "Айрон баттерфляй", - заявила она матери. - И еще Джанис
Джоплин и "Грейс слик".
Бабушка Хиро была обычной домохозяйкой, жившей в стране домохозяек. Она
отчаянно возражала. Рок-н-ролл в ее представлении был чужеземной,
дьявольской музыкой, скрипучей, чувственной и нечистой. А место молодой
женщины - дома, с мужем и детьми. Что же до отца Сакурако, то он взрывался
при одном лишь упоминании о рок-н-роле. Отец всю жизнь проработал в
тракторной компании "Кубота", ужинал, играл в гольф и проводил отпуск с
товарищами по службе и уже облюбовал себе местечко на принадлежавшем
компании кладбище.
Дело кончилось тем, что Сакурако ушла из дома. В вытертых джинсах и с
гитарой она отправилась в Токио, где обошла все клубы веселых районов Сибуя,
Роппонги и Синдзюку. Шел 1969 год. Женщины-гитаристы встречались в Японии
примерно так же часто, как сакура в Сибири. И месяца не прошло, как девушка
вновь оказалась в родном Киото, стала работать в баре. Когда в дверях этого
питейного заведения появился Догго - без иены в кармане, лохматый,
джинсовый, обвешанный бусами, в сапогах и выцветшей майке, с мозолистыми от