"Януш Корчак. Когда я снова стану маленьим" - читать интересную книгу автора

странно. Двери - ведь это дом. А дома - высокие, прочные, стоят сотни лет.
Ну что ж, пусть будет так!..
Даже покататься на дверях нельзя, потому что, хотя петли и железные,
они могут сломаться. Странно! Мы живем на свете с недавних гор и только еще
осматриваемся. И вы, и весь мир - все такое удивительное. Но в злой воле мы
вас не обвиняем. Железо ломается" Согласны.
Одежда рвется? Да, к сожалению.
Стекла бьются? При всяком удобном случае. Они бьются сами, не мы их
бьем. Мир тверд и неподатлив. Хлопнешься оземь или ударишься о стену, о
подоконник, о шкаф, о стол, об острый угол - больно, иногда даже очень
больно.
И вот небо для нас, для детей, устлало землю белым ковром, как птица
выстилает для птенцов пухом свое гнездо. Зеленой травы зимой нет, и не
скоро она будет. А если и будет, то огороженная, и топтать ее нельзя. А со
снегом можно делать что хочешь.
Есть снежки невинные, есть злостные, есть благородные и есть коварные
дум-дум, запрещенные гуманным законом войны. Есть картечь, есть бомбы, есть
гранаты. А для вас это все - снежки, которыми выбивают стекла. Но что ж
поделаешь, война!..
- Случайно не я.
- А кто? Пожимаешь плечами:
- Не знаю.
В самом деле, не знаю. Если даже и знаю, то все равно не знаю. Может,
мне только показалось, что это он. Потом-то я, наверное, узнал бы,
порасспросил бы спокойно ребят, взвесил. Но сейчас у меня нет полной
уверенности, что это- именно он, наверняка он, и никто другой.
Ведь я бежал после звонка, опаздывал. Усталый, радостный, оробевший.
Мне могло показаться.
Их там двое стояло. Наверное, кто-нибудь из них. А тут мелькнуло еще
чье-то лицо. Возможно, что как раз тот, третий. А может быть, какой-нибудь
шальной снежок? Надо установить, нужно время, а учитель хочет узнать все
сразу. И вообще, пусть другие скажут: может, они ближе стояли, больше
видели.
И мы мрачно молчим. Долго, невыносимо долго.
Закон божий прошел спокойно.
Рассказывали об Иосифе, которого фараон бросил в темницу. Иосиф умел
толковать сны. Потом-то ему хорошо было, но сколько он перенес! Братья
оклеветали его, продали, долгие годы он сидел в мрачном подземелье. Я
недолго стоял в углу и то сколько выстрадал! А ведь я стоял в классе, где
есть окна, и понимал, что это только до звонка. Почему мы не знаем, как
выглядела египетская темница и как долго томился в ней Иосиф? Жалко мне
Иосифа. Вчера я хотел знать все об эскимосах, сегодня - об Иосифе. Вопросов
у меня очень много; отчего взрослые не любят наших вопросов? Ведь того, что
было так давно и так далеко, могут не знать и взрослые. Почему они никогда
не признаются в том, что не знают чего-нибудь? Они ведь могли бы прочесть
потом в книжке или спросить того, кто знает больше. Или догадаться. Им
легче...
Раньше в школе не было даже таблиц и картин. В мое время даже кино не
было. Как же бедны были детские годы без кино! Нам рассказывали о морях, о
горах, о диких племенах, о давних войнах. И мы мечтали все это увидеть.