"Виктор Корчной. Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца " - читать интересную книгу автора

- Я понял. Но я принимаю душ. Вы могли бы подождать минут десять?
Двери лифта прямо передо мной. Представляю, как он выйдет сейчас в холл
и сразу недоверчиво посмотрит по сторонам, как делал всегда, входя в новое
помещение. И лицо его будет готово мгновенно преобразиться, и уже через
секунду выражение настороженности трансформируется в ироническую улыбку или
в злую гримасу, в зависимости от того, что и кого увидит он перед собой. Но
это, я знаю, всегда будет на сто процентов искренне, будет точной копией его
сиюминутного состояния, какой-либо лжи или недосказанности нет места в его
самовыражении.
...Третий час идет наш разговор, завтра ему играть, и надо бы
ограничиться, но он увлечен разговором, получившимся уходом в прошлое, и
жаль прерывать горение его монолога, жаль возвращать его в настоящее, в
Испанию. И я отказываюсь от этой мысли и снова полностью включаюсь в
разговор. Он мгновенно чувствует это изменение во мне и в ответ зажигается с
новой силой, повышает голос и усиливает жестикуляцию - артистический тип
человека!
- Вот вы говорили, что я могу вернуться. Но как возвращаться, если
Карпов как был председателем Фонда мира, так и остался председателем Фонда
мира, да еще и стал депутатом! Где она - ваша перестройка, где? Кто эти
люди, которые кричат о перестройке?
Пауза затянулась. Корчной смотрел в пол, склонившись вперед, обхватив
колени руками. Потом поднял голову и тихо произнес:
А вы действительно думали, что я могу вернуться? Почему?
Потому что у вас было больше болельщиков, чем у других. И друзей.
Корчной снова смотрел в пол и еще тише, словно самому себе, сказал:
- Да, это потому, что я всегда говорил то, что думал. Он снова
замолчал, потом резко выпрямился и громко заговорил:
Нет. Это невозможно. Скучают не по месту, а по людям. А люди моего
поколения никогда не перестроятся. Так получилось в моей жизни, что я
оказался в ссоре со своим поколением. Петросян, Геллер, Таль, Полугаевский -
они все предали меня. Все работали с Карповым против меня.
В последнее время Россию посещают те, кто эмигрировал в те же годы, что
и вы. Писатели Максимов, Владимов говорили в своих интервью, что они могли
бы вернуться, но их никто не зовет. А если бы позвали вас?
Его ответ прозвучал мгновенно:
- Это невозможно!
И снова задумался. Я тихо, боясь спугнуть его думу, спросил:
- Не скучаете по Ленинграду?
- Нет,- к моему удивлению, спокойно ответил он.- Я же сказал, что
скучают не по месту, а по людям. Но я не скучаю. Я сказал себе в 1976 году:
"Я уезжаю навсегда!" Это очень важно: сказать себе эти слова - "уезжаю
навсегда"!
Но и многие другие говорят себе эти слова, а потом выясняется, что
где-то внутри, в подсознании, они не готовы к тому, чтобы не тосковать.
Да, я знаю таких людей. Тот же Сосонко. Теперь у него дом в Амстердаме,
но живет он по-прежнему Россией, выписывает русские газеты. Это страшное
раздвоение.
Он резко откинулся на спинку кресла, ослабил завязь галстука,
расстегнул ворот рубашки и замер на несколько секунд. Взгляд остановился, он
ничего не видел сейчас - распознать это было нетрудно. Он формулировал