"Виктор Корчной. Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца " - читать интересную книгу автора

какую-то очень важную для себя мысль, и я с нетерпением ждал продолжения его
монолога. Диалог давно перешел в монолог, и это устраивало меня. Но еще
больше, как я понимал, это устраивало моего собеседника. Это было нечто явно
более значительное, чем работа его мыслительной сферы. В каждое слово он
вкладывал сильные чувства: он всегда и был таким - не разделял мысли и
чувства.
- Тоскую ли я? - продолжая смотреть куда-то далеко, спросил он себя и
через несколько секунд ответил: - Вы знаете, это называется как-то иначе.
Сложнее! Я не тосковал. И сразу, в отличие от многих, имел квартиру. Но
выяснилось вдруг, что я не могу в ней спать. Понимаете, не можешь уснуть! Ты
вдруг ощущаешь перед сном, что ничего тебя не связывает с завтрашним днем.
Как будто нет смысла просыпаться. Один не можешь...
Он опять изменил позу, наклонился вперед и стал что-то искать в
карманах. Вынул пачку сигарет и, поймав мой взгляд, сказал:
- Я помню, что вы против курения, но я иногда бросаю. Лихорадочно
закурил и сразу заговорил снова:
- И многие, знаете, переживали то же самое - не могли спать. Не могли
бороться с одиночеством. Многих, я это знаю, увозили в сумасшедший дом.
Минуту он сосредоточенно курил, потом встал, бросил окурок в урну, сел
ближе ко мне.
- Эмиграцию называют кто - болотом, кто - трагедией. Но это более
сложное явление. Сейчас во всем мире эмиграция - самое больное место. Ведь
из-за политики нашего, то есть вашего, государства, миллионы людей тронулись
с насиженных мест. Венгры, чехи, румыны, болгарские турки... да и в
Камбодже, Вьетнаме - то же самое. Это трагедия.
Он снова закурил и продолжал говорить.
Все намного сложнее. У каждого свое. Одни бегут по политическим или
экономическим мотивам. Например, Спасский. Что бы он там ни говорил, а уехал
он на самом деле ближе к деньгам. А многие уезжают по причине разбитой
личной жизни и надеются, что там повезет. Но и там не везет, и они с
удовольствием бы вернулись обратно. Каждый третий бы вернулся, если бы была
свобода выезда и въезда.
Вы уверены?
Уверен... Когда встречаю нового эмигранта, то всегда хочу спросить его:
"Куда едешь? Без языка, без... энергии?"
С вашим отъездом, Виктор Львович, тоже не все ясно, даже мне.
А что тут неясного? Меня же выживали!
То есть?
Была травля, вы что, не помните? Я перестал выезжать на турниры. Со
мной боялись не только поддерживать дружбу, но и просто разговаривать.
Вокруг была пустота.
Мне кажется, вы преувеличиваете.
Да вы что! В Ленинграде я чувствовал себя как в пустыне... Да, это была
пустыня! Меньше всего я хотел бы приехать сейчас в Ленинград!.. А последней
каплей было то, что меня лишили слова. Для меня очень важно в жизни общаться
с людьми, я любил выступать перед аудиторией. Но в тот момент на каждом моем
выступлении были люди из соответствующих организаций и начались вызовы в
горком и обком и требования отчетов о том, что я говорил и почему. Потом эти
грязные письма в "Советском спорте". Я понял, что это все!
- Я помню один ваш разговор со Спасским. Вы говорили ему, что надо