"Крик Новорождённых" - читать интересную книгу автора (Барклай Джеймс)

ГЛАВА 6

844-й Божественный цикл, 40-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения

— Успокойтесь же, ну! — воскликнула Шела Хаси, хлопая в ладоши.

Трое ребят снова покатились со смеху, и даже губы Гориана чуть раздвинулись в улыбке. Такой редкой и такой необходимой. Ему всего десять, и он лишком серьезен! Казалось, что мальчик привыкает — хотя и чересчур рано — к тому, кто он. Разум отца Восхождения раздирала тревога, хотя он и не позволял, чтобы дети это заметили. Скоро. Это должно случиться скоро! Сегодня. Боже Всеведущий!

Все четверо вместе с Шелой и Кессианом взобрались наверх по длинному склону, ведущему к плато над гаванью. Здесь цвели сады. Стоял отличный, лучший в этом году день. В синем, без единого облачка небе сияло солнце, ветер с залива смягчал жару.

Со своего великолепного наблюдательного пункта они глядели, как солнечные блики танцуют на воде залива между рыбацкими баркасами и отражаются от ярко окрашенных бортов торговых кораблей, вставших на якорь недалеко от берега. На склонах позади Вестфаллена лениво паслись или грелись на солнце овцы и коровы. На террасах волнами качались колосья, ленивые и почти созревшие. Урожай будет прекрасным, как и предсказывала Эстер в холода первых дней от рождения генастро.

Кессиан привалился спиной к апельсиновому дереву, под которым сидел, наслаждаясь тенью. Листья шуршали по созревающим плодам. Они все ненадолго спрятались от солнца: даже загорелое тело может получить ожог в такой день, как сегодня. Ардол Кессиан посмотрел на юных Восходящих, которых, мягко уговаривая, успокаивала Шела. Все четверо в легких светлых туниках с красными полосами Восхождения, на ногах — открытые сандалии, головы покрыты соломенными шляпами с широкими полями.

Гориан спрятал улыбку, и его красивое юное лицо хмурилось все сильнее. Светло-голубые глаза мальчика под копной курчавых белокурых волос сверлили взглядом сверстников, руки были скрещены на груди. Миррон, сидевшая рядом, заметила перемену в его настроении и напустила на себя притворную серьезность. Кессиан улыбнулся.

— Ты видишь? — тихо спросил он у Шелы.

— Вижу, — ответила она. — Славно, правда?

— Очень, — согласился Кессиан. — Полно, вы двое! Ардуций, Оссакер. Будет вам. Вам еще многому надо научиться, а я человек старый.

Двое мальчишек попытались успокоиться, но их первые слова снова перешли в хихиканье.

— Гориан. Наш отец… — передразнил Оссакер, пытаясь говорить басом.

Оба посмотрели на Гориана и снова зашлись смехом.

— Им не стоит надо мной смеяться, — заявил Гориан.

— Они не смеются над тобой, — успокаивающе проговорила Шела. — Это просто глупая шутка про отцов, так ведь?

— Они смеются над моим именем, — сказал Гориан, и в его голосе внезапно прорезался лед. — Они смеются над нашей историей.

Кессиан пристально посмотрел на Гориана, пытаясь понять, не шутит ли он.

— Что ж, возможно, это так, хотя они этого не понимают, — мягко произнес Кессиан. Он бросил пристальный взгляд на расшалившихся мальчишек, мгновенно умеривший их веселье. — И возможно, им следовало бы внимательнее относиться к твоим чувствам. Но они ничего плохого не имели в виду, так ведь?

Но Гориан игнорировал вопрос.

— Гориан умер как герой и сделал для нас все возможное. Ардуций и Оссакер были простыми воинами. И оба умерли во сне. Ничего героического. Посмеемся над ними?

— Совсем не обязательно геройски погибать, чтобы стать героем, — возразил Кессиан. — Твои поступки в течение всей жизни определяют то, какая о тебе останется память.

— Два старика, — продолжал Гориан, — мочились в постель как новорожденные. Умерли беспомощными, как младенцы. Вот это достойно смеха.

И он захохотал, хватаясь за живот, как это только что делали Ардуций и Оссакер, затем резко смолк. Не потому, что понял, что зашел слишком далеко, а чтобы оценить их реакцию. Кессиан почувствовал, как его охватывает холодный гнев. Рука сжала лежащий рядом посох.

Сочувствие Миррон сменилось недоумением, а оба мальчишки посмотрели на Кессиана, ожидая восстановления справедливости. Другие на их месте набросились бы на Гориана с кулаками. Но не эти двое. Оба слишком миролюбивы. Оссакер к тому же хилый и болезненный, а Ардуций — худенький и тонкокостный. И оба прискорбно слабы по сравнению с сильным телосложением того, кто бросил им вызов.

Кессиан повернулся к Гориану. Мальчик ответил ему вызывающим взглядом. Чересчур вызывающим.

— Никто не смеет оскорблять память героев Восхождения! — Ардол Кессиан говорил так, чтобы его голос, всегда отличавшийся звучностью, разнесся по саду.

Четверка сидевших перед ним детей поежилась.

— Но… — начал Гориан.

— Их неудачная шутка была произнесена с теплотой и любовью. А твои выпады рассчитаны на то, чтобы ранить и умалить память наших лучших защитников. Научись чувствовать разницу, прежде чем снова заговоришь.

— Я…

— Ты считаешь меня таким слабым стариком, что со мной можно пререкаться? — Глаза Кессиана сверкнули. Он ощутил, как у него дрожат руки и ноги. Его голос гремел. Отзвуки, наверное, услышат даже внизу, в заливе Генастро. — Ты считаешь себя настолько ученым, что бросаешь мне вызов? Тебе всего десять, и ты всего лишь росток. Мне сто сорок. Я отец Ступеней. Единственный член первой пряди, который еще жив. — Ардол Кессиан понизил голос. — И могу тебя заверить: я полностью управляю своим мочевым пузырем.

Миррон прижала ладошку к губам. Гориан глотал слезы, отчаянно пытаясь не потерять лица.

— А теперь, — сказал Кессиан, снова превращаясь в доброго наставника, — давайте внесем ясность. Все ваши имена славятся в истории Восхождения. Без тех, в честь кого вы названы, вас здесь бы не было. Вместо этого наши предки превратились бы в золу, которую орден Всеведущего развеял по ветру, чтобы лишить нас новых циклов под оком Божьим.

Ты прав, Гориан, твой предок был отцом всех Восходящих. Тем самым человеком, который познал закономерности и занес все, что видел, слышал и понял, на пергамент, чтобы те, кто придет после него, могли продолжить его дело. Он сознательно подверг себя огромной опасности. Он успешно выступил против ордена, считая Восхождение законной эволюцией людей.

Но он был не одинок. Миррон прокладывала ложный след для тех, кто пытался захватить Гориана. Она любила и поддерживала Гориана. Она была его сильной половинкой, тем краеугольным камнем, на который опиралась его жизнь. Миррон чертила схемы и диаграммы, которыми мы пользуемся сегодня. Она пошла на огромный риск, спрятав от любопытствующих все, что им удалось узнать, когда Гориан был вынужден обратиться в бегство. В конце концов его настигли и убили. И если Гориан — отец Восхождения, то Миррон была нашей матерью.

Кессиан увидел, насколько завладел вниманием ребят, и на его губах невольно появилась улыбка. Все четверо сидели, поджав ноги и подавшись вперед. Они снова были просто детьми. Но еще мгновение — и они станут чем-то иным. Он понимал, с каким трудом они каждый день обретают равновесие. И легче им не станет.

— Но из всех наших преданий и записей, передаваемых из поколения в поколение, также ясно, что ничего бы этого не было, если б не постоянные усилия Ардуция и Оссакера. Это они создали организацию преданных людей, мужчин и женщин, которые сообщали обо всех действиях ордена. Это они поспешили на помощь юным членам пряди, оказавшимся в опасности. Это они стояли рядом с Горианом в битве при Карао, это они помогли ему бежать из темницы Кирандона в день, когда его собирались казнить. И это было сделано задолго до того, как он нашел те главные знания, которыми мы сейчас владеем.

Да, Ардуций и Оссакер умерли стариками. Но они умерли, окруженные заботами тех, кто их любил, зная, что их жизни не прошли впустую. Они потрачены, чтобы стало возможным все то, что произошло после. И в самое недавнее время появились вы, четверо. Хотя, как вы знаете, после вас на свет появились и другие, и пять матерей из прядей сейчас беременны. У нас есть серьезные надежды.

Они, все четверо, — герои. И вы сидите здесь благодаря их общим усилиям. Не забывайте об этом. И я не желаю слышать новые колкости и шутки, какими бы невинными вы их ни считали. — Его улыбка стала шире. — Вы меня поняли?

— Да, отец Кессиан, — хором отозвались дети.

— Хорошо. А теперь — за работу.

По их лицам Ардол Кессиан увидел, что они готовы, и кивнул, выражая одобрение. Эти четверо, как все члены прядей, воспринимали свои способности без лишних вопросов. Проблема заключалась в том, чтобы объяснить: не все имеют такие таланты и потому они невероятно ценны. В будущих поколениях все должны иметь какие-то способности по праву рождения. Несомненно, именно так назначил Бог людям на Его земле. А до той поры…

— Сегодня я хочу, чтобы вы постарались и подумали о том, что находится за пределами данного вам от природы. — Сад огласился стонами. Он поднял обе руки. — Знаю, знаю! Мы уже сто раз это пробовали, как вы любите мне напоминать, но я ощутил, что в прошлый раз мы были близки к результату. Да, я знаю, что испытываю ваше терпение, но помните: для нас это тоже ново. — Кессиан вскинул руки. — Кто знает, возможно, еще через несколько поколений такое обучение станет простым и естественным для тех, кто вырастет. Для таких, как вы, вероятно.

Миррон подняла руку.

— Да, моя малышка?

— Мы не понимаем. А вы нам не объясняете. Почему мы должны искать другие таланты?

— Это часть обучения для всех. Миррон, ты — Огнеходец, таланта подобной силы еще никогда не видели в Восхождении. Точно так же твои братья проявляют свои таланты лучше, чем кто бы то ни было. Нам нужен новый великий Слушающий Ветер. — Он подмигнул Ардуцию. — Молодой. Нынешний уже очень устал. Но учения Гориана говорят, что истинные Восходящие способны на большее. И что когда они этого достигнут, то смогут управлять своими талантами и миром вокруг них. Это будет началом.

Кессиан был не уверен в том, что дети его понимают, но, похоже, это все равно их успокоило.

— Итак, Миррон, почему бы тебе не начать? Можешь не двигаться. Мы пришли в апельсиновую рощу не случайно. Эти деревья полны жизни, как и трава вокруг. Ты можешь это почуять, правда? Но можешь ли ты по-настоящему это ощутить? Положи ладони на землю. Углубись в то, что ты ощущаешь под кончиками пальцев. Расскажи мне все. Но будь честной. Гадание никуда нас не приведет.

— А почему здесь нет Эстер? — спросил Оссакер. — Она могла бы сказать нам, что мы должны искать.

— Именно по этой причине, юный воин. Если у тебя нет подсказки, тебя не могут к чему-то подтолкнуть. Все, что ты ощутишь, будет исходить из твоего сердца. Миррон, продолжай, пожалуйста.

Миррон быстро взглянула на Гориана, но сразу же опустила голову, почувствовав, как краснеет под его пристальным взглядом. Она положила ладони на траву. Травяное тепло приятно покалывало кончики пальцев. Отец Кессиан тихо говорил с ней, подбадривал. Как ее учили, девочка очистила разум от посторонних мыслей и постаралась сосредоточиться на пространстве непосредственно вокруг нее.

С огнем было легко. Всегда легко. Миррон ощущала природную близость с ним и, закрывая глаза, видела картины пламени, обволакивающего ее, ласкающего, защищающего. Она могла увидеть путь сквозь пламя, могла ощутить, где именно огонь наносит самый серьезный ущерб, так же как могла увидеть более холодные участки в очаге или в только что выкованной стали. Кузнец в ней души не чаял.

Значит, точно так же должно происходить и с землей под ее ногами и пальцами. Миррон успокоилась, стала дышать медленнее и глубже. Она расправила пальцы на траве, сосредотачиваясь на них, стараясь почувствовать землю и отдельные травинки, прикасающиеся к коже.

— А теперь, — сказал Кессиан, — устремись вниз, к энергии, которая лежит под поверхностью земли. К тому, что связывает все и дает жизнь каждому растению, что качается под ветром и растет под заботливой дланью солнца. Что ты чувствуешь, Миррон, дитя мое? Скажи нам.

Миррон попыталась. Ей хотелось ощутить, как червяк ползет сквозь почву. Хотелось почувствовать едва заметное движение корешков, которые ищут новую опору, утолщаются и растут. Ей хотелось обнаружить крошечные капли воды, питающие землю жизнью, и знать, что земля здорова.

Миррон открылась, как открылась бы огню, чтобы дать энергии течь через нее. Она излила себя в землю, на которой лежали ее пальцы. Ничего. Ни шепотка, ни искорки. Девочка нахмурила брови.

— Я ничего не чувствую. Только траву. Ничего не получается. Я не знаю, что я должна почувствовать.

Все бесполезно. Она выглядит глупо! Как можно ожидать, что она почувствует происходящее там, внизу? Она Огнеходец, а не Хранительница Земли. Миррон открыла глаза.

— Может, мы не те, кем вы нас считаете, — вмешался Ардуций, которому всегда удавалось выразить ее мысли словами.

— Ты просто все делаешь неправильно, — пренебрежительно заявил Гориан.

— Тогда попробуй сам! — огрызнулась Миррон, ощутив, что его слова царапнули по сердцу.

— Терпение, терпение, — проговорил Кессиан успокаивающим тоном. — Ардуций, пожалуйста, не позволяй трудностям себя запугать. Помните, все вы уже сейчас лучшие в своей области, и это в столь ранние годы! Вы — особенные. Но чтобы научиться большему, понадобится время. К сожалению, Гориан — первый Гориан — не упоминал, сколько времени нужно для того, чтобы истинное Восхождение проявило себя. — Его взгляд остановился на Гориане. — Неправильного способа нет, потому что мы не знаем правильного. Но если ты его нам покажешь, мы будем очень и очень рады. Пожалуйста.

Гориан одарил товарищей улыбкой, в которой ощущалось презрение, и приступил к делу. Но и у него ничего не вышло. Как не вышло и у Ардуция, и Оссакера. И хотя отец Кессиан уговаривал и ободрял их, снова повторяя, что они добьются успеха, в этот день ничего не получилось. Так что когда солнце начало опускаться за скалы, а дневная жара — спадать, подавленная Миррон первой ушла с плато.

Этим же вечером Кессиан ужинал с Дженной, Эстер, Виллемом Гесте и Андреасом Коллом. Трапеза выдалась невеселой, чему еще больше способствовала непрекращающаяся ссора детей во внутреннем саду, под окнами столовой.

Кессиан посмотрел через открытые окна за колоннаду и почувствовал, как настоящее сомнение закрадывается ему в душу — впервые после их рождения. На скамье у фонтана сидела Шела, присматривая за подопечными. Дети начали хвастливый спор по поводу того, чей талант полезнее. Спор вполне невинный, и велся он уже в тысячный раз. Некоторые их доводы и заявления даже немного повысили Кессиану настроение, настолько они были нелепыми.

— Они хотя бы демонстрируют фантазию, намного превосходящую то, что свойственно десятилетним детям, не принадлежащим к прядям, — заметила Дженна.

— Мне особенно понравилось заблаговременное предупреждение относительно цунами в противовес избавлению Вестфаллена от коровьего мора, — согласился Виллем Гесте.

— Да уж, настоящие катастрофы, — сказал Кессиан. — Под стать ураганам, которых у нас тоже никогда не бывает. Тем не менее, Ардуций уверен, что сможет заметить их приближение. В общем, все мы можем спать спокойно.

Смех, которым было встречено это заявление, звучал не очень весело и теперь быстро растаял в ночной прохладе. Пламя свечей трепетало на ветру, доносящем громкие голоса спорщиков. Кессиан знал, о чем думают его собеседники. Неизбежные мысли.

— Совсем никакого прогресса? — спросил Андреас.

— По внешнему виду я бы сказал, что нет, но мы не знаем, что на самом деле зарождается в их разуме и теле, — ответил Кессиан. — Кто-нибудь из вас видит признаки продвижения?

— Мы все сошлись на одном, — вздохнула Эстер. — Мы видим их врожденные таланты, но в плане способности манипулировать стихиями — ничего. — Она пожала плечами. — Как иначе можно узнать что-то, если не с помощью демонстрации?

Кессиан понурился.

— Я так много и так тщательно с ними занимаюсь! Но ответьте мне кто-нибудь: как, во имя Бога Всемилостивейшего, мы можем обучать тому, чего сами не знаем?

Наступило молчание. Глубокое. Задумчивое. Его нарушил резкий и звучный крик Гориана. Кессиан вскипел.

— Бога ради, Шела, уйми этих болтливых детей! Дайте нам хоть немного покоя! — заорал он, мгновенно пожалев и о своих словах, и о том, что сорвался и закричал.

Обвал. Мгновение тишины, а потом резкие слова Шелы. От детей протестов не последовало. Кессиан заставил себя успокоиться, прежде чем продолжить.

— Прошу прощения, — выдохнул он. — Стар стал, терпение истощается.

Он предпочел не услышать слов утешения.

— Вопрос в том, как долго нам продолжать попытки? — Голос Виллема звучал устало.

Кессиан понимал, что тот сейчас чувствует.

— У нас нет иного выхода, кроме как продолжать попытки, пока Всеведущий не призовет нас обратно в землю, — сказал Кессиан. — Нигде не написано об ограничении по времени, после которого Восхождение становится недостижимым. У нас нет прецедента. Что еще нам остается делать? Эстер потерла подбородок.

— Тогда мы должны спросить себя: не надо ли винить в неудаче наши методы преподавания?

Виллем рассмеялся и развел руками.

— А как мы можем это узнать? — Он наполнил кубок вином и протянул кувшин направо. Эстер с благодарностью приняла его. — Я бы скорее задал вопрос: не пропустили ли мы чего-то в трудах Гориана? Или даже не сделал ли он ошибки в своих выводах.

— Мы должны поставить под сомнение все, что ранее считали известным, — подхватил Ардол Кессиан. — И мы должны менять методы преподавания. Однако мне следует произнести вслух то, о чем мы все думаем. Может быть, мы просто напрасно теряем время? Честь обязывает нас не сдаваться, но, может быть, это глупость? Есть ли у Восхождения будущее?

На этот раз молчание означало крушение иллюзий. Грубое вторжение реальности. Кессиан протянул руку за кубком, но она дрожала так, что он поспешно ее убрал. Баранина на тарелке казалась несвежей, соус — тошнотворным, листья овощей — вялыми и горькими. Кессиан посмотрел в морщинистое лицо Дженны. Она попыталась улыбнуться, но ее губы задрожали. Дженна положила руку на его локоть и ласково сжала.

— Они еще маленькие. — Она пыталась найти слова утешения. — Их умы не сформировались. Они просто дети, Ардол. Дай им время.

— Все имеющиеся у нас факты говорят, что к этому моменту они уже должны были проявлять подлинные разносторонние способности, — проговорил Кессиан. Его усталый ум стремительно перескакивал с одной мысли на другую, и ни одна из них не была плодотворной. — Мы пытаемся подвести их к этому уже три года, с тех самых пор, как их основной талант сформировался. — Он улыбнулся. — Помните, какую радость мы тогда испытывали? Их восприятие своих талантов было настолько полным, настолько естественным, что мы без тени сомнения поверили в то, что они — первые истинные Восходящие. Чудесное время…

— И вот почему ты прав, и нам нельзя сдаваться, — вступил в разговор Виллем. — Никогда! Ардол, твоя энергия поддерживала нас многие десятилетия и в последние десять лет пылала столь ярко, что этому могут позавидовать и люди на сорок лет тебя моложе. Я рад, что ты сегодня произнес вслух свои сомнения и опасения. Среди нас не найдется ни одного, кто не испытывал бы того же, что испытываешь ты. Но на этом все и должно закончиться, мой старый друг. Мы не можем допустить, чтобы эти сомнения отражались на том, что мы делаем. Мы слишком долго трудились, чтобы сейчас сдаться. Я говорю за всех нас, Ардол. Мы тебя поддерживаем. Мы приведем этих детей к их предназначению. И я знаю, о чем ты думаешь. Да, мы сделаем это прежде, чем ты вернешься в землю.

Кессиан почувствовал, как глаза его наполняются слезами. Он кивнул в знак признательности, не в силах высказать благодарность. Эти люди, его Ступени, были сильнее, чем он мог себе представить. Ардол Кессиан ощутил, как их дух укрепляет его.

Пронзительный крик ребенка прервал размышления и вернул к действительности. Кессиан повернулся к окну. Он еще мог разглядеть детей на внутреннем дворе, освещенном свечами, которые плавали в кольцах по краям чаш с фонтанами.

— Отпусти его! — кричала Миррон тонким дрожащим голоском.

Ардуций вскрикнул от резкой боли.

— Пожалуйста! — попросил он.

— Ты же сломаешь ему руку, ты ведь понимаешь это! — Это Миррон.

— Гориан, отпусти его немедленно! — приказала Шела.

— Заставь его попросить прощения, — потребовал от нее Гориан. — Заставь.

— Не буду, — выдавил Ардуций сквозь сжатые губы, хотя в его голосе звучала боль. — Мне не за что просить прощения.

— Я буду давить сильнее, пока не попросишь! — В голосе Гориана была жестокая решимость.

— Оставь его сейчас же! — тихо и гневно велела Шела.

Кессиан с трудом поднялся на ноги. Виллем вложил ему в руку палку. Андреас уже выходил во двор.

— Ты ее сломаешь, сломаешь! — завопила Миррон. — Прекрати, Гориан, прекрати!

Ардуций взвыл от боли, но Гориан продолжал его держать.

И тут вспыхнул свет! Язык пламени сорвался со свеч фонтана позади Шелы, и все до единой погасли. Гориан с криком отлетел назад, зажимая запястье. Ардуций бросился к Шеле, прижимая к груди правую руку — несомненно, сломанную. Оссакер указывал на Миррон и лепетал что-то невнятное. Миррон, дрожа всем телом, упала на газон.

Кессиан перешагнул через порог и поспешно вышел в сад. Эстер бросилась к Миррон, Виллем и Андреас — к Гориану.

— Что случилось? — вопросил Кессиан. — Что здесь случилось?!

Он наклонился и положил руку Оссакеру на плечо.

— Оссакер, — сказал он, — что случилось? Ты видел?

Мальчик поднял к нему лицо, застывшее от потрясения. Глаза его в полумраке казались огромными и быстро моргали. Губы тряслись.

— Боже правый! — прошептал Кессиан. — Дженна, иди сюда, займись Оссакером. Теплые одеяла, горячее питье. Быстро. Постарайся, чтобы он заговорил.

Ардол Кессиан повернулся. Гориан сидел на коленях у Андреаса, тяжело дыша и глядя на Миррон, рыдавшую в объятиях Эстер. Виллем осматривал руку Гориана.

— Она обожжена! — объявил он голосом, в котором смешались изумление и недоумение.

— Это она сделала, — сказал Гориан, шмыгая носом. — Это Миррон сделала. Она меня обожгла.

Он был сильно напуган, и, когда Миррон повернула голову, чтобы посмотреть на него, он попытался вжаться в тело Андреаса.

— Ты его не отпускал, — прорыдала Миррон. — Я просто хотела, чтобы ты перестал. Прости, Гориан.

— Ты меня обожгла, — повторил Гориан. — Как это могло получиться?

Кессиан поймал взгляд Виллема и с трудом удержался от улыбки. Происшествие в высшей степени неприятное, но то, что оно собой явило, невозможно было недооценить. Решения. Решения!

— Шела, возьми Оссакера. Дженна, доставь Ардуция к врачу. Ему нужно вправить руку и наложить шины. Постарайся поговорить с ним, выясни, что он видел или чувствовал. Андреас, давай перевяжем Гориану рану. У меня в шкафчике около умывальника есть мазь от ожогов. И еще — дети этой ночью спят отдельно друг от друга!

Кессиан опустился на колени рядом с Миррон и Эстер, слыша, как протестующе скрипят его старые кости. Кому-то придется помочь ему встать.

— Ну, Миррон, ты знаешь, что случилось? Постарайся рассказать мне, что ты сделала.

Миррон повернула к нему заплаканное лицо. Оно было очень бледным, очень испуганным. Кессиан пригладил ей волосы, и она теснее прижалась к Эстер.

— Ничего страшного, малышка. Никто на тебя не сердится.

— Гориан сердится, — прошептала она срывающимся голоском.

Кессиан улыбнулся.

— Да, наверное. Но он тебя простит. А теперь ты можешь сказать мне, что случилось?

Девочка всхлипнула и провела ладошкой по носу и рту.

— Он никак не хотел отпустить Ардуция. Он знал, что делает ему больно, но все равно не останавливался. А я только хотела, чтобы он перестал.

— Я знаю, Миррон. Ты всегда должна защищать братьев. Ты можешь рассказать мне, что происходило у тебя в голове?

Девочка ненадолго замолчала, пытаясь разобраться в своих мыслях. Кессиан ощутил, как его сердце наполняется надеждой.

— Огонь со мной заговорил, — сказала она наконец. — Я почувствовала, как он меня согревает.

Кессиан посмотрел на фонтан с его дымящимися погасшими свечами. До него было не меньше десяти шагов.

— И что потом?

— Это было нехорошо. — Миррон нахмурилась.

— Что именно?

— Я знала, что огонь сделает Гориану больно. Он ведь пока не Огнеходец. Но свечи были слишком далеко, а Ардуций кричал. Гориан ломал ему руку.

Миррон снова разрыдалась, и Эстер прижала ее к себе.

— Ш-ш, — зашептала она. — Ш-ш. Все в порядке.

— Тебе надо было его остановить, правда? — подсказал Кессиан. Миррон сумела кивнуть. — И ты подумала, что если он почувствует огонь, то отпустит его? — Еще один кивок. — Ну а что же ты могла сделать, а?

Кессиан улыбнулся ей, а девочка посмотрела на него, как будто он сказал глупость. Ее лицо было совершенно ясным, в глазах появилась уверенность.

— Я собрала все огни свечей и бросила в него, — объявила Миррон.

Кессиан выпрямил спину. Началось!