"Алексей Корепанов. В некотором царстве" - читать интересную книгу автора

Мама наконец-то воспользовалась свободой. То бишь, его, Дениса,
пребыванием в армии. Чуть ли не два десятка лет горбатилась ради своих
ненаглядных - что там те несчастные алименты? - но вырастила-таки и решила
устроить, наконец, и свою личную жизнь. И устроила, оставив квартиру ему,
Денису, а Алька в квартире не нуждалась, она со своим очкариком-историком
угнездилась в райцентровской глубинке и жила себе, припеваючи. И слава
Богу...
Мама вышла замуж, Ирка, любимая-прелюбимая, родная-преродная, тоже
выскочила, не дождалась. Появились, конечно, после армии другие. Оксана
появилась, но Оксана это Оксана, не Ирка ненаглядная. А какие письма он ей
писал, а какие она ему писала... Потом все реже и реже, а когда дело уже
шло к дембелю - и вовсе замолчала. Выбрала себе судьбу - в виде шпака,
выпускника летного училища - и отправилась вместе с ним на юг, жить у моря.
Конечно, выпускник летного - это не выпускник ПТУ, хотя он, Денис, тоже мог
пойти в летчики. Если бы захотел. Не дурнее ведь других, шпаков этих
высокомерных. Только жизнь вот заставила пойти в профтех, на
гособеспечение. Кстати, токарь-фрезеровщик - совсем неплохо: отпахал смену
как робот, руки заняты одним, а голова другим или вообще ничем не занята,
отключена - и свободен, словно гордый буревестник. Правда, "Красный молот"
встал из-за этой всеобщей дуристики, но ведь не навсегда же! А если и
навсегда , - придется податься в какую-нибудь коммерческую контору, к этим
новоявленным бизнесменам. В конце концов, на кружку пива себе заработает,
хотя дорожает, чуть ли не каждую неделю дорожает эта кружечка...
Вариантов не было: сначала пиво в "сквозняке", потом прогулка по
"стометровке", а еще потом вдруг да и наклюнется что-нибудь этакое. И хлеба
нужно будет купить, если повезет - вторую неделю давились за хлебом. И
какой-нибудь вермишели, а то воротило уже от вареных и жареных яиц,
купленных на последнюю зарплату...
Он выкинул окурок в окно, на головы граждан, разгоряченных борьбой за
добычу товара, и пошел одеваться.
Знойный день тянулся и тянулся, занудный и бестолковый, подобный
старым фотографиям, в беспорядке брошенным на пыльный стол кем-то нетрезвым
и равнодушным. Жужжание голосов и стук кружек в "сквозняке"... Жаркий ветер
на "стометровке", поднимающий пыль и мотающий от тротуара к тротуару клочья
газет и смятые стаканчики из-под мороженого... Бормотание попрошаек у
автобусных остановок... Шайка назойливых цыганок у дверей универмага...
Кучка каких-то митингующих на самом солнцепеке, рядом с памятником и
общественным туалетом, по колено залитым мочой... Раскоряченные голые
девицы и совокупляющиеся пары на обложках книг и больших календарях -
пестрой россыпью на столах в тени каштанов на улице Независимости, бывшей
Карла Маркса... Перекопанные тротуары... Сонмы мух над поваленными
мусорными баками... Вновь полумрак "сквозняка" с теплым пивом и
окаменевшими котлетами... Безлюдье городского парка с искореженными
качелями и каруселями, и газонами, усыпанными пробками от портвейна...
Болотный запах, висящий над полупересохшей речушкой с грудами хлама у
берегов... Разбитые стекла досок почета с обрывками фотографий, лохмотья
объявлений на столбах: "Куплю... Продам... Сниму... Ищу... Меняю...
Удавлюсь..." Жара. Пыль. Жара. Пыль. Пыль... Жара...
Вернувшись домой, он плюхнулся в предусмотрительно наполненную утром
ванну и долго лежал в прохладной воде, глядя на пятнистый от желтых потеков