"Смертельная поездка" - читать интересную книгу автора (Трейси Пи Джей)15Грейс, Энни и Шарон прятались в глубоких тенях, отбрасываемых растущим у задней стены дома плакучим кустарником. После быстрой перебежки из-под защиты кукурузного поля они тяжело дышали. Недалеко от них, возле подъездной дорожки, стоял высокий фонарный столб, какие можно увидеть на фермерских дворах по всему Среднему Западу, но, к счастью, лампа на нем не горела. «Это, конечно, хорошо, – подумала Шарон, – но все-таки странно». Обычно такие фонари автоматически включались с наступлением темноты или даже во время бури, когда сквозь плотную облачность пробивается слишком мало света. Кто-то его отключил. Женщины уже долгое время не разговаривали друг с другом, но с помощью жестов они договорились обогнуть дом и двинуться к виднеющемуся через дорогу сараю, такому огромному, что его темный силуэт выхватывал целый кусок из ночного неба. Энни надеялась, что там они найдут убежище. Ей сильно натерли ноги фиолетовые кеды Шарон, которые были ей не совсем по размеру, а тело болело от напряжения и непривычной физической нагрузки. Единственным ее желанием было несколько минут не двигаться с места и позволить пульсу успокоиться – и сарай казался для этого самым подходящим местом. Даже если солдаты вдруг вернутся, их, наверное, понадобится целая сотня, чтобы обыскать каждый уголок в таком большом помещении. Шарон надеялась, что за гигантскими воротами сарая, в которые легко мог пройти даже трактор, они найдут какое-нибудь транспортное средство – раз в самом городе нет ни одной машины. Ведь в каждом старом сарае в Америке есть что-нибудь с колесами, от древнего автомобиля с форсированным двигателем, покрытого скопившейся за несколько десятилетий сенной пылью, до чистой, нестареющей классики, заботливо укрытой тяжелым брезентовым чехлом. К тому же это ведь не холостяцкое жилье; это ферма, на которой работает целая семья, – а уж чего-чего, а техники на фермах хватает. Обычно на таких фермах разного рода механизмы разбросаны по всему двору, или, уткнувшись в высокую траву, стоят позади зданий, или поставлены в тень под открытый навес, или – всегда – выстроены в ряд вдоль дороги. Но тут не было видно ни автомобиля, ни трактора, ни комбайна, и это нагоняло больше жути, чем, наверное, что-либо еще. Не могли же живущие здесь люди уехать на всех принадлежащих им машинах. Грейс внимательно смотрела на сарай. «Большое здание», – подумала она. По меньшей мере восемьдесят футов длиной – а это слишком большое расстояние для того, чтобы его можно было рискнуть преодолеть без прикрытия. Но если внутри чисто, они могут попытаться пройти до задних дверей сарая, а выбравшись, найти выход из этого проклятого города. Они быстрыми перебежками – от тени к тени – двигались через залитый лунным светом двор к сараю, и хотя до него было меньше пятидесяти футов, но, когда они прижались наконец спинами к холодным кирпичам высокого фундамента, все трое тяжело дышали. Здесь тоже росли кусты штокрозы. Они клонились к стене огромного здания, будто их далеко не тонкие стебли не выдерживали веса крупных цветов. Ноздри Шарон обжег их резкий мускусный аромат, и она вспомнила, что штокроза росла возле навеса, где мать держала рассаду. – Дерьмо! – прошипела Энни у нее за плечом. – Что? – Дерьмо. В прямом смысле слова. – Энни скривилась и шаркнула подошвой о траву. Шарон покачала головой, но резко замерла, не докончив движения. Опираясь спиной о стену сарая, она выпрямилась и подняла подбородок, затем осмотрелась по сторонам. – Что-нибудь услышала? – спросила Грейс. Шарон обернулась к ней: – Ничего. Я ничего не слышу. В этом-то все и дело. – Ее глаза беспокойно метались. – Посмотри вокруг. Огороженный загон, большая скирда прессованного сена перед сараем, мешки с комбикормом вон на том автоприцепе, а теперь еще навоз. Энни, как могла тихо, шмыгнула носом. – Это же ферма, дорогуша. Чего ты еще ждала? – Скот. Где весь скот? У Грейс по спине поползли мурашки. Все трое долгое время стояли абсолютно тихо и прислушивались, стараясь уловить хоть малейший звук. – Может, они в сарае? – прошептала Энни. Максимально сосредоточившись и непроизвольно сощурив свои синие глаза, Грейс прокралась вдоль стены сарая, завернула за угол и остановилась перед дверью, вырезанной в больших раздвижных воротах, катающихся по закрепленному вверху полозу. Она прижалась к деревянной двери ухом, прислушалась, затем отступила и взялась за заржавленную задвижку. Дверь открылась мягко, беззвучно, и в нос ей ударил непривычный резкий запах коровьего навоза. Она на мгновение задержалась в дверном проеме, прислушиваясь к отдающемуся в ушах пульсу, и шагнула внутрь. Над головой Грейс был большой чердак, по самые стропила заполненный сладким зеленым люцерновым сеном. Справа находились открытые загородки и стойла. Пол в них был выстелен свежей соломой. Слева была бетонированная дорожка со сточными желобами и металлическими столбами-опорами по краям. Она вела к закрытой двери в дальнем конце сарая. Но скотины здесь не было. Совсем. Были пусты и все гнезда, во множестве лепившиеся к стропилам. Ни единая ласточка не была разбужена их приходом и не пискнула сверху. Шарон взглянула влево, на бетонную дорожку. По всей ее длине, до самой двери, лежали скользкие влажные лепешки навоза, уже начинающие подсыхать и покрываться коричневой коркой, – коровья азбука Морзе. – Все коровы там. Наверное, за сараем большое пастбище. – Может, у нас получится выбраться этим путем. Через поле с коровами. Холодный лунный свет, проникающий в щели между досками, рисовал на стенах вертикальные полоски. Три женщины шли между двумя рядами столбов, как между колоннами средневекового храма. Дальняя дверь состояла из двух половин, расположенных одна над другой, каждая половина была заперта большим накидным крючком. Энни и Шарон встали по обе стороны от Грейс, а она сняла крючок и толкнула верхнюю часть двери. Та открылась. Женщины увидели большой пустынный загон, окруженный солидным забором из трех горизонтальных брусьев. Земля внутри загона была гладкой, как каток, и начисто лишенной растительности. – Дерьмо. Коров нет, – прошептала Энни. – Дерьма тоже нет. – Шарон обвела взглядом странную ровную поверхность. Грейс оперлась на нижнюю закрытую половину двери и вгляделась вдаль. Лунный свет отражался от верхнего бруса забора, создавая окружающую загон серебряную петлю, но в одном месте, почти напротив них, в этой петле зиял темный провал. – Там, похоже, открытые ворота. Может, пастбище как раз за ними. Готовы? Энни бросила взгляд влево и вправо от загона, на траву, отмечающую границы четырехугольника ровной земли. Довольно высокая – но недостаточно высокая для того, чтобы скрыть стоящего во весь рост или даже пригнувшегося человека. – Вроде нормально. Но у Шарон сосало под ложечкой. Она обреченно смотрела на лежащее впереди земляное поле. Все это очень странно – так же, как неработающий уличный фонарь и отсутствие сельскохозяйственной техники во дворе. Коровы не могли не оставить здесь отпечатков копыт. Грейс посмотрела на нее, затем дотронулась до руки. Шарон мигнула и неохотно кивнула. Грейс сняла крючок с нижней половины двери и открыла ее. Они вышли на утрамбованную землю, по твердости не уступающую бетону, и остановились. – Что это там? – прошептала она. Шарон проследила за ее взглядом и увидела в дальнем конце загона что-то большое. И… зеленое? Она прищурилась, стараясь разглядеть, что представляет собой массивный силуэт, темнеющий недалеко от того места, где они еще раньше заметили брешь в заборе. – Трактор. Большой, как «Джон Дир». Нахмурившись, Энни сделала пару нерешительных шагов вперед и вытянула шею, как черепаха. Трактор стоял сразу за забором, и те его металлические поверхности, которые не были покрыты грязью, поблескивали в лунном свете. Она сделала еще шаг вперед, затем еще один. «Мама, можно? Можно я шагну два раза?» На переменах они всегда играли в «Мама, можно?» – сколько ей было тогда? восемь? девять? – и никто не позволял Энни шагать, потому что никто не хотел, чтобы толстая девочка была на его стороне, будто лишний вес – это заразная болезнь, которую можно подхватить, если стоять слишком близко. «Ну, вот теперь я могу шагнуть два раза», – подумала она, сделала широкий шаг правой ногой и тихо выругалась, когда ее ступня утонула в земле, такой мягкой, что она, казалось, пыталась засосать ее кед. Взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие, она по инерции шагнула левой ногой, и та тоже утонула, погрузившись в землю выше щиколотки, почти до середины голени. Энни и глазом моргнуть не успела, как упала ничком, лицом в землю. В нос ей ударил запах навоза, в рот набилась грязь, а грудь заболела от удара. Она подняла голову и потрясла ею, отплевываясь, в ярости на себя из-за этой кратковременной потери координации, опрокинувшей ее в грязь. Она попыталась опереться коленом, но оно тоже ушло в землю, и она ощутила приступ легкой паники. Черт, это топь какая-то. Господи, это одна из этих земляных дыр, как во Флориде, куда, говорят, до сих пор проваливаются целые дома. Так вот что случилось с коровами. Не исключено, что то же самое случится и с ней. Она слабо забарахталась, не зная, то ли ей выбираться, то ли замереть, попыталась вытянуть ногу, которая почему-то застряла в проделанной ею дыре. Попробовала опереться руками, но они утонули по локоть. Тут Грейс и Шарон оказались по обе стороны от нее, схватили ее за плечи и выволокли из земли. – Черт возьми, – свистящим шепотом сказала она и принялась стряхивать землю с рук и груди. Грейс посмотрела вниз, на свои ноги, которые тоже начали утопать в земле. – Да что это такое? – Похоже, что здесь недавно все перепахали. Энни, действуя ладонью, словно лопаткой, выкапывала застрявший кед. Грейс посмотрела на лежащую перед ними ровную, будто выглаженную утюгом поверхность. Она хотела сказать, что она не выглядит вспаханной, но тут Энни издала странный звук, похожий на поскуливание, и она посмотрела на нее: – Что, Энни? Энни ничего не ответила. Похоже, она даже не дышала. Грейс упала на колени, вгляделась в лицо Энни и настойчиво прошептала: – Что там? Направление взгляда Энни чуть сдвинулось, он уперся в Грейс, затем сместился вниз, к тому, что захватила ее ладонь вместо мягкой, рыхлой земли. В голове у нее раздался легкий щелчок, будто отъединился маленький проводок. Она держала в пальцах гладкую, полную человеческую руку, еще наполовину скрытую в почве. Она была странного серого цвета, а между покрывающими предплечье волосками набились маленькие земляные порошинки. Энни понимала, что эти едва слышные высокочастотные звуки производит ее собственное горло, а когда Грейс и Шарон наклонились, чтобы рассмотреть то, что она увидела, то к этим звукам присоединись другие, очень похожие. Они были тихими и шли будто с большого расстояния, словно она стояла на берегу океана и слышала крики человека, тонущего где-то очень далеко от суши. Шарон зажала рот обеими руками с такой силой, что кожа вокруг них, побелев, будто засветилась. Грейс смотрела на руку не двигаясь и не моргая и, в отличие от остальных двух женщин, не издавала ни звука. Очень-очень медленно она подняла глаза и измерила взглядом всю длину загона. Он показался ей бесконечным. Из звуков, исходящих из горла Энни, начали формироваться слова безумной литании: – Надо идти, надо идти, надо идти… – И вдруг она забарахталась в рыхлой почве, как испуганный краб. Фиолетовые кеды оставляли в земле длинные неглубокие борозды. – Ну же, ну же… – Ее голос звучал негромко и отрывисто, будто у маленькой девочки, плачущей шепотом. Наконец она вскочила на ноги и сломя голову, спотыкаясь бросилась вперед, к центру загона. Оставшиеся позади Грейс и Шарон увидели, как ее ноги отрыли еще один ужасный предмет призрачного серо-белого цвета, но этот был толще, мускулистее, его покрывали густые, жесткие, темные волосы – и он не был парой первому, они не подходили друг к другу, не принадлежали одному и тому же человеку. Господи, сколько же?.. Они одновременно крикнули Энни, чтобы та остановилась, но Энни их больше не слышала. При каждом шаге ее кеды утопали в земле, и грунт разлетался во все стороны, словно от взрыва миниатюрной гранаты. Позади нее оставался глубокий след. Не падая, она могла сделать не больше трех шагов, а затем вдруг проваливалась почти по колено в воздушный карман, и ее стопа натыкалась на упругие комья, которых здесь не должно было быть. Снова и снова она спотыкалась, падала на руки, дотрагиваясь до того, на что изо всех сил старалась не смотреть, поднималась и рвалась вперед. Почти у самого края загона она не успела выставить руки и жестко упала на грудь. Со жгучей болью воздух покинул легкие, и она лежала, прижавшись к земле правой щекой и стараясь вдохнуть. Затем она услышала, что по ее следу идут Грейс и Шарон. Она услышала тихие вскрики и судорожные вздохи, означавшие, что они что-то увидели, что что-то почувствовали, на что-то наступили… Она подняла голову и уперлась взглядом в огромную изогнутую полосу металла: нож огромного трактора, стеной стоящий всего в нескольких футах впереди нее. На его темной поверхности были видны приставшие комки земли, а над ножом, уходя, казалось бы, в самое небо, в лунном свете блестела громадная кабина. Шарон и Грейс упали на колени по обе стороны от нее. Она села, посмотрела на них, со свистом втянула в легкие влажный воздух и вытерла тыльной стороной ладони покрытое грязью лицо, оставив на щеке и подбородке белую полосу. – Они их вот им зарывали, – сказала она, показав на трактор, который, казалось, подобрал под себя лапы, словно огромный зверь перед прыжком на очередную жертву. Грейс с усилием втягивала в себя воздух. Она ощущала во всем теле странную легкость – будто превратилась в наполненный гелием воздушный шарик в слабенькой детской ручонке. Она обернулась через плечо, посмотрела на оставленные ими следы и содрогнулась, вспомнив, как прикасалась к мягкому, но одновременно упругому – тому, что не было землей. Энни сидела лицом к сараю и смотрела на борозды и ямы, открывавшие вход в царство смерти. Ее взгляд передвинулся на ярд вправо – там виднелась последняя из потревоженных ими призрачных фигур. Не чувствуя ничего, кроме пустоты, она оцепенело смотрела на маленькую ногу в джинсовой штанине, мысленно соединяя ее с телом – телом зарытого здесь ребенка. Совсем рядом, на комке земли, словно обрывок материи, лежало длинное черно-белое ухо. Прошло секунд пять – а может, десять или двадцать. Она глубоко вздохнула и поползла на четвереньках. Два шага, два небольших круглых отверстия в земле от ее колен – и она была на месте. Сев на корточки, она протянула руку, как ребенок, уговаривающий себя в первый раз дотронуться до змеи («Она не скользкая, она шершавая. Правда-правда, совсем не скользкая»), и, коснувшись кончиками пальцев маленькой ноги, начала плакать. Грейс знала Энни много лет, но никогда в жизни не видела ее плачущей, и сейчас это испугало ее больше, чем все, что произошло с ними за этот день. Нога была холодной. «Это ребенок, – повторяла про себя Энни, – ребенок. Мы не в фильме ужасов, и это не монстр, не призрак, а просто тело маленького ребенка, который еще совсем недавно был живым. И это совсем не страшно, а только очень, очень печально». Шарон опустилась на колени рядом с ней. Она не зажимала ладонями рот – теперь она закрывала ими глаза. Она смутно осознавала, что Грейс что-то нашептывает Энни, стараясь привести ее в чувство, и это успокоительное воркование звучало невыносимо фальшиво и почти так же зловеще, как то, что здесь произошло. «Тсс, Энни, тихо. Все нормально, все будет хорошо…» – отвратительная, чудовищная ложь. Она убрала руки от глаз и посмотрела в сторону жилого дома, от которого они бежали к сараю. Теперь он располагался за сараем, чуть в стороне от него. Видела она плохо, потому что глаза застилали слезы. Она моргнула, и слетевшие с глаз капли упали на запачканный форменный костюм. Одно из окон дома будто подмигнуло ей. Она непонимающе нахмурилась и снова моргнула. Окно подмигнуло опять, а затем и другое, рядом, послав в пространство круг света, как отразивший солнце зрачок большого глаза. Смутные мысли Шарон вдруг обострились и отделились одна от другой, глаза метнулись влево, за тот угол сарая, за которым была видна длинная подъездная дорожка. Она выдохнула: – О господи. Грейс и Энни непонимающе посмотрели на нее, когда она врезалась в них, схватила их за руки, стала тянуть вперед. Ее ноги взрывали землю вокруг них. – Скорее, скорее, – лихорадочно шипела она. – Фары. Сюда едут машины. Скорее, скорее… …И они все трое, разрывая рыхлую землю, бросились к забору, перемахнули через него и повалились в высокую траву, росшую рядом с загоном. Шарон тут же вскочила и, не распрямляясь – первая из колонны, состоящей из трех горбуний, – бегом бросилась прочь от сарая и загона, мимо грязного зеленого чудовища-трактора, вверх по склону холма, через его гребень и вниз. За спиной она слышала тяжелое дыхание и топот – Грейс и Энни наступали ей на пятки. Склон холма покрывала длинная, посеребренная лунным светом трава, которая в самом низу смешивалась с продолговатыми головками рогозы. – На землю! – прошипела то ли Энни, то ли Грейс, и сразу же сумрак над их головами пронзили лучи фар – словно световые пальцы, тычущие в темное небо. Как одна, они упали в сочную траву головой к небольшому холмику, и в нос им ударил влажный запах озера, нагретого за день летним солнцем. Неподвижный ночной воздух принес им от сарая звук открывающихся и захлопывающихся автомобильных дверей. – Господи боже, – раздался мужской голос, донесшийся с меньшего расстояния, чем скрип и буханье дверей. – Погляди-ка. Выглядит так, будто кто-то пытался их выкопать. Женщины вжались в землю еще сильнее, зарываясь лицом в ароматную приозерную траву. – Бегом к джипу, – тот же голос обратился к кому-то. – Бери рацию и вызывай сюда полковника, быстро. Не отнимая щеки от примятых стеблей, Грейс посмотрела на лежащих справа от нее Шарон и Энни. Не отводя взгляда от лица Шарон, она большим пальцем сняла «сиг» с предохранителя. |
||
|