"Владимир Кормер. Крот истории " - читать интересную книгу автора

со второю женой, с соседями, жрать нечего; мать тянет из последних сил, но
работать, между прочим, меня не посылает: у нее одна идея - чтобы я
выучился... Мама дорогая!.. А я тем временем шаманаюсь по двору, вместо того
чтобы учиться, приятели - шпана; чуть-чуть приворовываю, так, по пустякам,
но ведь попасться-то дело случая, а попадешься, кому докажешь, что дверь уже
до тебя была открыта и ты просто зашел посмотреть!.. А в школе какое
ученье?! Учителей почти еще нет, они в эвакуации, бумаги оберточной, чтоб на
ней писать, и той не бывает. Не топят, одно название, что занятия... И тут
появляется Тимур... Он еще до войны с нами в первых классах учился, его и
тогда еще подтравливали - за фамилию, за то что в отеле "Люкс" жил (эти
мальчики за границей теперь так и называются "люкс-бои"), вообще за
странность, он тихий был, ничего в нем ни от грозного его тезки, ни от
известного по тем временам литературного героя-пионера не было. Травить его
начали и теперь, антисемитизм с войной поднялся, хотели уже ему "облом"
сделать, избить то есть, но тут у нас один постарше нашелся, говорит:
"нельзя его трогать, у него папаша на особом положении, НКВД нас всех тут
обосрет и заморозит"... Я в таких вещах тогда еще мало смыслил, удивился. От
ребят незаметно подвалил как-то к Тимуру, спрашиваю: то да се, а кто мол
твой папаша? Он говорит: "отец мой - видный испанский революционер". (Сказал
"испанский", должно быть, чтоб мне понятнее было, в географии я тогда не
слишком разбирался). Мне вдруг и любопытно стало: революционер! Восстание,
баррикады, схватки с полицией, побег из тюрьмы! Героизм, романтика! Недаром
нас воспитывали! Да и что такое "на особом положении" мне тоже ужас как
хотелось посмотреть, любопытен был очень. И тут я решил с этим Тимуром ближе
сойтись... Не буду врать, чтоб очень он был мне по нраву, чтоб я о таком
друге мечтал, да и перед приятелями нужно было мне эту дружбу скрывать, но
знал я твердо, что необходимо мне попасть к Тимуру в дом, увидеть все
самому, на его отца поглядеть!.. Ввиду того, что они действительно были на
несколько особом положении, это некоторые сложности представляло. Однако не
слишком большие - я всего-навсего был только мальчишка, школьный приятель
сына, опасности большой внушать не мог, да и самому Тимуру я, как оказалось,
очень даже нужен был. И от одиночества своего он страдал, и определенный
интерес у него конечно ко мне имелся: я-то для него был, так сказать,
представитель "кодлы", то есть окрестной шпаны нашей, то есть за мной люди
стояли, которых он дико боялся (трусоват был), а я вроде бы его от них
прикрывал! Вот на этом мы и сдружились, и довольно-таки скоро я добился
своего - получил к Интерлингаторам доступ. А попав к ним в дом (из "Люкса"
они как раз переехали на квартиру), увидел, что да, усердствовал не зря!
Революция - революцией, война - войной, но дом был полная чаша. Говорю не
стесняясь: это для меня имело значение. Я - голодный, холодный, ободранный,
жру всякую гадость, только что в помойках не роюсь, а тут спец-пайка, белый
хлеб, батоны, каких я и в мирное время не видывал, вместо маргарина - масло,
вместо сахарина - сахар! Масло, колбаса, сыр, компоты! Четыре комнаты,
натертый паркет, белоснежные скатерти, фарфор, хрусталь, библиотека, все
вычищено, все сияет, домработница на стол подает и убирает!.. Я оттуда
уходить не хотел, а уйдя, только и думал, как снова там оказаться!.. Всю
свою волю, весь свой тогдашний разум я употребил, чтоб эту драгоценную
дружбу укрепить, ну и тут, как говорится, сама жизнь подсказала мне ход.
Заметил я, что Тимур наших боится, и думает, что это он мне обязан, если его
не трогают. Вот я и стал его использовать, стал врать ему, что, и впрямь,