"Патриция Корнуэлл. Последняя инстанция ("Кей Скарпетта" #12)" - читать интересную книгу автора

ногу и кротко опускает руки на колено. В свете лампы сверкнули два кольца:
обручальное и кольцо выпускника Виргинского университета. - Кей, я уверен,
вы знаете, что известия о происшествии в вашем доме и последующем аресте
Шандонне распространяются в СМИ с бешеной скоростью. Заметьте, с бешеной.
Наверняка вы следите за выпусками новостей и сумеете оценить всю значимость
того, что я намерен сейчас изложить.
Страх - занимательное чувство. Я не устаю его изучать и часто привожу в
пример ситуацию, когда вы резко перед кем-то вырулили и тут же
притормозили - так работает страх. Панический ужас мгновенно сменяется
гневом, человек, которого вы подрезали, жмет на клаксон, делает непристойные
жесты или, в наши дни, палит из пистолета. Я полностью, без запинки
преодолела этот путь: острый приступ страха сменился яростью.
- За выпусками новостей я намеренно не слежу и уж точно не собираюсь
оценивать всю их значимость, - отвечаю я. - Я не ценю беспардонных покушений
на свою частную жизнь.
- Убийства Ким Льонг и Дианы Брэй привлекли широкое внимание
общественности, но покушение на вас - нечто беспримерное, - продолжает
Райтер. - Надо полагать, вы не читали утреннюю "Вашингтон пост"?
Молча гляжу на него, закипая от негодования.
- На первой полосе - Шандонне на каталке завозят в машину "Скорой
помощи", из-под простыни торчат волосатые плечи, как у длинношерстной
собаки. Разумеется, лицо перебинтовано, и все равно можно вообразить,
насколько это гротескное зрелище. Бульварная пресса тоже внакладе не
осталась. Вы бы видели заголовки! "Оборотень в Ричмонде", "Красавица и
Чудовище" и остальное в том же духе. - В его тоне сквозит такое презрение,
будто чувства вообще вещь непристойная, и у меня волей-неволей перед глазами
возникает картина, как он занимается любовью с женой. Представляю: прокурор
сношается в носках. Секс он скорее всего считает грязным действом,
первобытным судьей от биологии, который берет верх над его высшим "я". У нас
ходят слухи, будто в туалете он принципиально не пользуется писсуаром или
унитазом в присутствии посторонних. Мытье рук для него превратилось в
настоятельную необходимость. Все это крутится у меня в мозгу, по мере того
как он сидит, такой правильный, и пересказывает отрывки из публичного
разоблачения, которое мне учинил Шандонне. Уши вянут.
- Вы не знаете, фотографии моего дома где-нибудь фигурируют? - через
"не хочу" спрашиваю я. - Вчера вечером, когда я отъезжала от дома, рядом
крутились фотографы.
- Ну, вообще-то мне доподлинно известно, что где-то в вашем районе
летали вертолеты. Кто-то рассказывал, - отвечает он, и у меня моментально
закрадываются подозрения, что прокурор опять наведывался к моему дому и
видел все собственными глазами. - Снимали с воздуха. - Райтер смотрит на
парящие за окном снежинки. - При такой-то погоде не полетаешь. Охранники на
въезде довольно много машин разрулили. Пресса, любопытствующие. Неожиданно
получилось, но сейчас вам всего лучше пожить у доктора Зеннер. Забавно
все-таки мир устроен. - Он снова отводит взгляд на реку. Над водой нарезает
круги стая диких гусей, будто ожидая разрешения диспетчера на посадку. - В
обычной ситуации я бы не советовал вам возвращаться домой до суда.
- До суда? - перебиваю его.
- Если бы суд состоялся здесь... - Он подводит меня к следующему
откровению, и я рефлекторно понимаю, что речь идет о смене места действия.