"Патриция Корнуэлл. Последняя инстанция ("Кей Скарпетта" #12)" - читать интересную книгу автора

бы ты была способна просматривать образы как фильм - видеть, как на нее
напали, как она истекает кровью, как ее бьют и кусают? Видеть, как она
умирает?
- Непередаваемый ужас, - едва дыша отвечаю я.
- Зато какое мощное воздействие на присяжных...
Нервные мурашки пронеслись под кожей, как стайка мелких рыбешек.
- Если все же, как ты выразилась, взглянуть на тебя через
увеличительное стекло, - продолжает Анна, - куда мы упремся? Возможно, тебе
придется просмотреть и "киноленту" со смертью Бентона.
Закрываю глаза. Сопротивляюсь. Нет, только не это. Боже, лишь бы не
видеть. Вспышкой мелькнуло перед глазами: в темноте лицо Бентона, на него
направлено дуло пистолета, кто-то взводит курок, щелкает сталь - его
заковывают в наручники. Насмешки. Они его наверняка поддразнивали: "Ну что,
мистер ФБР, ты же у нас такой умненький. Что теперь будешь делать, судебный
психолог? Прочтешь мои мысли, а?" Он бы не стал отвечать. Не стал бы
задавать вопросов, пока похитители тащили его в маленький продуктовый
магазинчик на западной окраине университета штата Пенсильвания. Бентон
готовился умереть. Его наверняка пытали и мучили, именно на этом он и
сосредоточил усилия: как вычеркнуть уготованные ему боль и унижение, которым
он непременно подвергся бы, будь у убийц достаточно времени. Мрак,
вспыхивает огонек спички. В свете крохотного пламени, дрожащего от малейшего
шороха, колеблется его лицо, а подонки, два свихнувшихся психопата,
передвигаются в пустоте загаженного пакистанского ларька с продуктами.
Покончив с Бентоном, они подпалят эту жалкую забегаловку.
Глаза сами собой широко распахнулись. Анна что-то мне говорит. По
вискам, как насекомые, ползут капельки холодного пота.
- Прости, ты что-то сказала?
- Очень болезненно, очень. - Ее лицо смягчается от сострадания. - Я
вообразить себе такое не могла.
Бентон снова входит в мой разум. На нем любимые брюки-хаки и кроссовки
"Saucony". Он только эту фирму носил. Я даже его, бывало, поддразнивала
фирмачом - уж если ему что нравилось, тут он оказывался страшно разборчив. И
еще на нем была старая толстовка, которую ему когда-то подарила Люси -
ярко-оранжевые буквы на темно-синем фоне; с годами она выгорела и стала
мягкой. Бентон отрезал рукава, потому что они были коротковаты. Я всегда им
любовалась, когда он надевал эту старую заношенную футболку. Вот он: седые
волосы, точеный профиль, а в напряженных темных глазах прячутся тайны.
Пальцы слегка сжимают подлокотники кресла. Пальцы пианиста, длинные и
тонкие, очень выразительные в разговоре и нежные, когда касаются меня (в
последнее время все реже и реже). Проговариваю это вслух, чтобы Анна
слышала, описываю его как живого - человека, которого уже год нет на свете.
- Как ты думаешь, какие секреты он от тебя утаивал? - спрашивает
Анна. - Какие тайны ты читала в его глазах?
- О Боже! Да в основном по работе. - Голос дрожит, сердце пустилось
вразлет от страха. - Он много чего держал при себе. Подробности некоторых
дел: считал, будто они слишком ужасны, чтобы кому-нибудь рассказывать.
- Даже тебе? Уж ты-то на своем веку достаточно повидала.
- Я не вижу боли умирающих, - тихо говорю я. - Мне не приходилось
сталкиваться с их ужасом. Меня не вынуждают слышать их крики.
- Но ты воссоздаешь все это в воображении.