"Патриция Корнуэлл. Последняя инстанция ("Кей Скарпетта" #12)" - читать интересную книгу авторабы ты была способна просматривать образы как фильм - видеть, как на нее
напали, как она истекает кровью, как ее бьют и кусают? Видеть, как она умирает? - Непередаваемый ужас, - едва дыша отвечаю я. - Зато какое мощное воздействие на присяжных... Нервные мурашки пронеслись под кожей, как стайка мелких рыбешек. - Если все же, как ты выразилась, взглянуть на тебя через увеличительное стекло, - продолжает Анна, - куда мы упремся? Возможно, тебе придется просмотреть и "киноленту" со смертью Бентона. Закрываю глаза. Сопротивляюсь. Нет, только не это. Боже, лишь бы не видеть. Вспышкой мелькнуло перед глазами: в темноте лицо Бентона, на него направлено дуло пистолета, кто-то взводит курок, щелкает сталь - его заковывают в наручники. Насмешки. Они его наверняка поддразнивали: "Ну что, мистер ФБР, ты же у нас такой умненький. Что теперь будешь делать, судебный психолог? Прочтешь мои мысли, а?" Он бы не стал отвечать. Не стал бы задавать вопросов, пока похитители тащили его в маленький продуктовый магазинчик на западной окраине университета штата Пенсильвания. Бентон готовился умереть. Его наверняка пытали и мучили, именно на этом он и сосредоточил усилия: как вычеркнуть уготованные ему боль и унижение, которым он непременно подвергся бы, будь у убийц достаточно времени. Мрак, вспыхивает огонек спички. В свете крохотного пламени, дрожащего от малейшего шороха, колеблется его лицо, а подонки, два свихнувшихся психопата, передвигаются в пустоте загаженного пакистанского ларька с продуктами. Покончив с Бентоном, они подпалят эту жалкую забегаловку. Глаза сами собой широко распахнулись. Анна что-то мне говорит. По - Прости, ты что-то сказала? - Очень болезненно, очень. - Ее лицо смягчается от сострадания. - Я вообразить себе такое не могла. Бентон снова входит в мой разум. На нем любимые брюки-хаки и кроссовки "Saucony". Он только эту фирму носил. Я даже его, бывало, поддразнивала фирмачом - уж если ему что нравилось, тут он оказывался страшно разборчив. И еще на нем была старая толстовка, которую ему когда-то подарила Люси - ярко-оранжевые буквы на темно-синем фоне; с годами она выгорела и стала мягкой. Бентон отрезал рукава, потому что они были коротковаты. Я всегда им любовалась, когда он надевал эту старую заношенную футболку. Вот он: седые волосы, точеный профиль, а в напряженных темных глазах прячутся тайны. Пальцы слегка сжимают подлокотники кресла. Пальцы пианиста, длинные и тонкие, очень выразительные в разговоре и нежные, когда касаются меня (в последнее время все реже и реже). Проговариваю это вслух, чтобы Анна слышала, описываю его как живого - человека, которого уже год нет на свете. - Как ты думаешь, какие секреты он от тебя утаивал? - спрашивает Анна. - Какие тайны ты читала в его глазах? - О Боже! Да в основном по работе. - Голос дрожит, сердце пустилось вразлет от страха. - Он много чего держал при себе. Подробности некоторых дел: считал, будто они слишком ужасны, чтобы кому-нибудь рассказывать. - Даже тебе? Уж ты-то на своем веку достаточно повидала. - Я не вижу боли умирающих, - тихо говорю я. - Мне не приходилось сталкиваться с их ужасом. Меня не вынуждают слышать их крики. - Но ты воссоздаешь все это в воображении. |
|
|