"Патриция Корнуэлл. Последняя инстанция ("Кей Скарпетта" #12)" - читать интересную книгу автораречушки и притоки похожи на кровеносную систему, а скалы напоминают старые
раздробленные кости, - продолжаю я. - Мозг рождается гладким, со временем обрастая складками и извилинами. Вот так же и горы. Только им на развитие требуются тысячелетия. Мы подчиняемся одним и тем же законам физики. А с другой стороны, не совсем. Например, мозг внешне совсем не похож на свою сущность. Если в нем как следует покопаться, он так же увлекателен, как любой гриб. Анна кивает. Спрашивает, поверяла ли я свои мысли Бентону. Отвечают: нет. Ей интересно, почему я не испытывала потребности поделиться на первый взгляд невинными наблюдениями с возлюбленным, и я заявляю, что мне надо подумать. Я не готова ответить на этот вопрос. - Нет, - подталкивает она. - Не думай. Почувствуй. Размышляю. - Нет же, Кей, чувствуй. Ощути. - Она прикладывает руку к сердцу. - Мне надо подумать. Всем, что у меня есть, я обязана рассудку, - отвечаю, как бы себе в защиту, почти огрызаясь. Выхожу из непривычного пространства, в котором только что пребывала. Теперь я снова в гостиной, перевариваю все, что со мной произошло. - Ты добилась многого благодаря знанию, - говорит моя собеседница. - Знание мы постигаем, а чтобы его постичь, надо мыслить. Мысли часто скрадывают правду. Почему ты не хотела открывать Бентону свою поэтическую сторону? - Потому что я ее не признаю, эту поэзию. Она бесполезна. Если я буду в суде сравнивать мозг с грибом, то ничего не добьюсь. - Ах. - Анна снова кивает. - Ты постоянно прибегаешь в суде к понятные среднему человеку. Почему ты не рассказывала Бентону про те ассоциации, которыми только что поделилась со мной? Прекращаю раскачиваться в кресле, перекладываю сломанную руку поудобнее, опустив гипс на колени. Отворачиваюсь от Анны и гляжу на реку. Вдруг во мне проснулась уклончивость, я даже почувствовала себя сродни Буфорду Райтеру. Вокруг старого платана расположились несколько десятков диких гусей. Они расселись в траве, как длинношеие тыквы, надулись, распушились на холоде и что-то поклевывают вокруг себя. - Не надо рассматривать меня через лупу, - говорю ей. - Дело не в том, что я не хотела рассказывать Бентону. Я вообще никому такого не рассказывала. Мне не надо, чтобы кто-то знал. А если озвучивать непроизвольные видения и ассоциации, тогда... ну, тогда... Анна снова кивает, теперь уже с большим пониманием. - Отказываясь от своих образов, ты не позволяешь подключиться воображению, - заканчивает она мою мысль. - Я должна быть объективной, полагаться на факты. Ты сама прекрасно знаешь. Изучив меня взглядом, она замечает: - Дело только в этом? А может быть, ты не хочешь подвергать себя страшным мучениям, которые непременно грядут, лишь только ты дашь волю воображению? - Она подается ближе, опершись локтями о колени и жестикулируя. - Что, если, к примеру, - Анна делает многозначительную паузу, - опираясь на научные и медицинские факты и подключив воображение, ты воспроизведешь во всех подробностях последние минуты жизни Дианы Брэй? Если |
|
|