"Патриция Корнуэлл. Последняя инстанция ("Кей Скарпетта" #12)" - читать интересную книгу авторакапая на колени как капельки крови.
- Я каждому пациенту говорю: если вы вовремя не разберетесь со своими проблемами, потом будете жестоко раскаиваться. - Анна сидит, подавшись вперед, точно всем телом обрушивая на меня слова, так жестоко ранящие сердце. - Сейчас пришла твоя очередь расплачиваться. - Она указывает на меня пальцем, упорно не отводя взгляда. - Рассказывай, Кей Скарпетта. Смотрю сквозь дымку на свои колени. Слаксы испещрены темными капельками слез, и в голове против воли проносится: капли круглые, потому что падали под углом в девяносто градусов. - Это вечно будет меня преследовать, - в отчаянии выдыхаю я. - Что тебя будет преследовать? - У Анны мгновенно просыпается интерес. - То, чем я занимаюсь. Все вокруг напоминает о работе. Да ну, что рассказывать. - Мне как раз хочется послушать, - говорит она. - Глупости все это. Она ждет, как терпеливый рыбак, зная, что я уже заглотила наживку. И тут - подсечка. Привожу Анне примеры из жизни, на мой взгляд, нелепые. Скажем, я не пью томатный сок и "Кровавую Мери", потому что, когда начинает таять лед, получается очень похоже на сворачивающуюся кровь, которая отделяется от сыворотки. В медицинском училище я перестала есть печень, да и сама мысль употребить в пищу какой-нибудь внутренний орган кажется мне дикостью. Помню, однажды утром мы с Бентоном гуляли по берегу на острове Хилтон-Хед и отхлынувшая волна обнажила морщинистую гладь серого песка, которая до невозможности походила на внутреннюю поверхность желудка. Мысли выписывают замысловатые кульбиты, крутятся и куролесят, как им Францию. Это был один из тех редких случаев, когда мы с Бентоном решили плюнуть на все и проехаться по лучшим бургундским винодельням, где нас приняла в свои объятия блаженная обитель Друэна и Дуката. Мы пробовали вино прямо из бочонков: шамбертен, монтраше, мюзини и бон-романе. - Некоторые вещи меня невыразимо трогали. - Я и не думала, что где-то в глубине памяти запрятаны такие воспоминания. - Помню, как свет весеннего солнца менялся на склонах и шишковатых хребтах зимних виноградников, которые точно в ряд стояли, протягивая вверх плети, готовые отдать нам лучшее, что у них есть: свою суть. А мы, бездушные, часто даже не пытаемся распробовать их, раскусить их характер, нам вечно некогда увидеть гармонию в мягких полутонах, услышать симфонию, которую изысканный напиток исполняет на нашем языке. - Голос уходит куда-то вдаль. Анна безмолвно ждет, когда я вернусь. - Вот и меня так же спрашивают только об убийствах, - продолжаю я. - Людей занимают только ужасы, которые я вижу изо дня в день, а у меня есть и другие интересы. Я не какая-нибудь извращенка со съехавшей крышей. - Тебе одиноко, - мягко замечает Анна. - Тебя не понимают. Возможно, ты обезличена, так же как и твои мертвые "клиенты". Я продолжаю проводить аналогии, описывая нашу с Бентоном поездку по Франции. Мы отдыхали несколько недель и доехали до Бордо. Чем дальше к югу, тем краснее становились крыши. Нежное касание первых весенних лучей пробудило к жизни нереальную зелень первой листвы, к морю устремились мелкие вены источников и крупные артерии рек, совсем как в живом существе: все кровеносные сосуды начинаются и заканчиваются у сердца. - Удивительно, как симметрична природа; с высоты птичьего полета |
|
|