"Патриция Корнуэлл. Последняя инстанция ("Кей Скарпетта" #12)" - читать интересную книгу автора

капая на колени как капельки крови.
- Я каждому пациенту говорю: если вы вовремя не разберетесь со своими
проблемами, потом будете жестоко раскаиваться. - Анна сидит, подавшись
вперед, точно всем телом обрушивая на меня слова, так жестоко ранящие
сердце. - Сейчас пришла твоя очередь расплачиваться. - Она указывает на меня
пальцем, упорно не отводя взгляда. - Рассказывай, Кей Скарпетта.
Смотрю сквозь дымку на свои колени. Слаксы испещрены темными капельками
слез, и в голове против воли проносится: капли круглые, потому что падали
под углом в девяносто градусов.
- Это вечно будет меня преследовать, - в отчаянии выдыхаю я.
- Что тебя будет преследовать? - У Анны мгновенно просыпается интерес.
- То, чем я занимаюсь. Все вокруг напоминает о работе. Да ну, что
рассказывать.
- Мне как раз хочется послушать, - говорит она.
- Глупости все это.
Она ждет, как терпеливый рыбак, зная, что я уже заглотила наживку. И
тут - подсечка. Привожу Анне примеры из жизни, на мой взгляд, нелепые.
Скажем, я не пью томатный сок и "Кровавую Мери", потому что, когда начинает
таять лед, получается очень похоже на сворачивающуюся кровь, которая
отделяется от сыворотки. В медицинском училище я перестала есть печень, да и
сама мысль употребить в пищу какой-нибудь внутренний орган кажется мне
дикостью. Помню, однажды утром мы с Бентоном гуляли по берегу на острове
Хилтон-Хед и отхлынувшая волна обнажила морщинистую гладь серого песка,
которая до невозможности походила на внутреннюю поверхность желудка. Мысли
выписывают замысловатые кульбиты, крутятся и куролесят, как им
заблагорассудится, и на память впервые за многие годы приходит поездка во
Францию. Это был один из тех редких случаев, когда мы с Бентоном решили
плюнуть на все и проехаться по лучшим бургундским винодельням, где нас
приняла в свои объятия блаженная обитель Друэна и Дуката. Мы пробовали вино
прямо из бочонков: шамбертен, монтраше, мюзини и бон-романе.
- Некоторые вещи меня невыразимо трогали. - Я и не думала, что где-то в
глубине памяти запрятаны такие воспоминания. - Помню, как свет весеннего
солнца менялся на склонах и шишковатых хребтах зимних виноградников, которые
точно в ряд стояли, протягивая вверх плети, готовые отдать нам лучшее, что у
них есть: свою суть. А мы, бездушные, часто даже не пытаемся распробовать
их, раскусить их характер, нам вечно некогда увидеть гармонию в мягких
полутонах, услышать симфонию, которую изысканный напиток исполняет на нашем
языке. - Голос уходит куда-то вдаль. Анна безмолвно ждет, когда я вернусь. -
Вот и меня так же спрашивают только об убийствах, - продолжаю я. - Людей
занимают только ужасы, которые я вижу изо дня в день, а у меня есть и другие
интересы. Я не какая-нибудь извращенка со съехавшей крышей.
- Тебе одиноко, - мягко замечает Анна. - Тебя не понимают. Возможно, ты
обезличена, так же как и твои мертвые "клиенты".
Я продолжаю проводить аналогии, описывая нашу с Бентоном поездку по
Франции. Мы отдыхали несколько недель и доехали до Бордо. Чем дальше к югу,
тем краснее становились крыши. Нежное касание первых весенних лучей
пробудило к жизни нереальную зелень первой листвы, к морю устремились мелкие
вены источников и крупные артерии рек, совсем как в живом существе: все
кровеносные сосуды начинаются и заканчиваются у сердца.
- Удивительно, как симметрична природа; с высоты птичьего полета