"Александр Юринсон. Угол отражения. Фантастический рассказ." - читать интересную книгу автора

вернее, действительность - это не только та женщина, которую он сначала
любил, а потом терпеть не мог. Она ведь за эти несколько лет почти не
изменилась. То есть в том случае дело было в нем. Но эта пациентка-то сама
внушает всем неприязнь. Или это все так охотно внушаются?


Букин назначил ей следующий прием на третий день, и как только она
вошла - все повторилось снова. Не хотелось и было невозможно помочь ей;
как это ни жестоко, но есть люди, которым лучше не быть.
Утром того дня у него битый час просидел Нахабцев и довел его до
белого каления, так что теперь психиатр со злорадством писал направление,
прося физиотерапевта, по совместительству занимающегося и лечебной
физкультурой, и массажем, взглянуть на пациентку. Уж очень ему хотелось
испытать на Нахабцеве это ходячее психотропное оружие.
Минут через сорок тот ввалился в кабинет Букина и, как обычно,
заслонялся туда-сюда, то и дело норовя оказаться вне поля зрения и
заставляя хозяина выгибать шею или потихоньку двигать стул. Сергей
Васильевич сгорал от нетерпения:
- Ну, что?
- Что - что? - искренне не понял Нахабцев, подходя к окну и отирая
пальцами пыль с цветов.
- Ну, как она тебе?
- Кто - она?
Усилием воли Букин заставил кровь вернуться на свои круги.
- Тонкович Галина Павловна. Которую я к тебе послал, - раздельно
произнес он.
Нахабцев на секунду задумался или сделал вид, что вспоминает:
- А, эта... а что с ней, собственно? Баба как баба. Со своими,
естественно, комплексами... Ну, не манекенщица, конечно, но и не снеговик,
как она о себе воображает. Если расшевелить - так и вовсе ничего себе,
нормальная. А в чем у тебя с ней проблема?
Сергей Васильевич не отвечал. Сейчас Нахабцев раздражал его еще тем,
что ничего не заметил. И думал Букин не о пациентке, а о нем: он всех
старался наделить своими чертами. И наделял, в той или иной степени. И
наверно так было проще, - уж ему, Нахабцеву-то, точно другого не нужно:
все такие же болваны, готовые в доме повешенного рассказывать анекдоты про
веревку.
Нахабцев чего-то еще говорил или спрашивал, но Букин не слушал. Когда
до него наконец долетели какие-то слова, он поднялся, обвел собеседника
ничего не понимающим взглядом и выдавил:
- Извини, Эдик, мне нужно побыть одному.
Нахабцев склонил голову набок, внимательно посмотрел на Букина,
покрутил пальцем у виска и вышел.
Ничего этого Сергей Васильевич не заметил. Странная мысль, еще не
теория и даже не предположение, но все пытающаяся объяснить и обещающая,
что может это сделать, зародилась в его голове и уже без малейшего
несоответствия прикладывалась к любому человеку: к тому же Нахабцеву или
этой пациентке, Тонкович. И к нему самому тоже. А извлекая какие-то случаи
из своей практики, Букин без труда вписывал их в - теперь уже, пожалуй,
теорию, и без малого - школу.