"Валерий Королев. Похождение сына боярского Еропкина [И]" - читать интересную книгу автора

- В таком разе - мне тебя не уговорить.
- В разум не возьму, с чего стараешься.
- Не буду, не буду. И то: сладко да горько на звук не познаешь.
Монашек поднялся. Опершись на посох, ступил на берег, на чреслах
веревочку подтянул. Сухонький, стройненький стоит. Кабы не власы седые да не
морщины из-под скуфьи к усам - в юность вошедший первогодок-послушник.
- Побреду я, - сказал. - Только нечего тебе на Царицын плыть. Все,
что ищешь, - недалече, сын боярский. Сейчас собирайся и правь Северкой.
Скоро по праву руку приток узреешь. То Шувайка, речка не речка - ручей.
Вверх по ней с версту пропетляешь - стой и, ни о чем не думая, спать
ложись. Утре все сбудется. Станешь честно служить и по чести получать. Сытна
да красна жизнь покатится - саблю из ножен, почитай, не придется вынимать.
Верши.
Ни о чем больше не спрашивая, засуетился Еропкин. Чалку с сука сдернул,
поднял с днища весло и оттолкнул лодку от берега. Лишь вымахнув на стрежень,
опамятовал, обернулся, крикнул:
- Ты-то кто?
- Я, - отозвался монашек, - вроде твоего ночного гостя, тоже людям
пособляю!
- На пару ходите?
- На пару, сын боярский, хотя и врозь! - И скрылся за тальником.
Еропкин же тут же про него запамятовал, вроде бы и рыбой не кормил и
беседу не вел, словно монашка на свете вовсе не было. Поудобней утвердившись
на скамье, не раздумывая, устремил лодку вверх по Северке, будто бы изначала
сей путь выбрал.



7

И горазды же русские спать! В избе ли, в тереме, в лесу, в поле, на
лавке, на кровати, на полатях, на сеновале, а то и просто на земле
раскинутся вверх животами и отдыхают. Один - посапывает, другой -
похрапывает, третий - постанывает от удовольствия, но все, ежели уж Бог сон
послал, спят поелику возможно, до свежего пота, до легкого головокружения,
до того, что кажется, душа вот-вот отделится от тела, а тело, стряхнув сон,
движется как бы само: руки без всякой потуги работу делают, ноги - дорогу
мерят, ну а голова в разные разности вникает и находит выход там, где
человек иного рода-племени ляжет да и помрет от тоски и безысходности.
Мастер русский человек спать, ибо знает: сколько поспишь, столько и дела
сделаешь. Такова уж жизнь на Руси: мир и хлеб насущный добываются трудами
тяжкими, совершаемыми в малое время. То, на что другому народу, в другой
стране отмеряется год, русский вынужден выполнять в три-четыре месяца:
вспахать и посеять, скосить, высушить и заготовить, сжать, обмолотить, в
скирды сложить. И запас на зиму устроить. И продать то, что не может лежать.
И купить все потребное к жизни зимней, да поправить, да починить. Да еще в
эти же три-четыре месяца то дождь, то ведро, то заморозок грянет, а то сушь
- ничего загодя не предугадаешь, и одна надея на крепкое тело, на почти
непосильный, каторжный труд. Так что, выходит, сон на Руси не грех, но
благое дело, та же, по сути, работа, без коей не только сам и семья загинут,